— Как тебе это?
— Здорово! — сказал я.
Он простодушно усмехнулся.
Как давно я не бывал в таких спокойных, безмятежных местах. Я имею в виду, моя душа наконец-то немного успокоилась.
— Я и не знал, что у тебя есть сад. — Я подошел к прудику, глянул в воду. Рыбок там не было, только водомерки да жуки-плавунцы.
— Ты хочешь сохранить усадьбу за собой?
— А ты как думал?
— Я говорил с Гуннаром.
И Стейн Уве рассказал о признании Тросета: что он был тогда на верхнем участке и видел оттуда, как Хуго, подавая трактор назад, сбил отца, но не насмерть, и что Хуго, он почти уверен, голыми руками убил отца и бросил в колодец. Он просил Тросета дать показания в полиции, но тот отказался.
Я стиснул зубы, в желудке громко заурчало, и минуту-другую я стоял зажмурившись, ждал, пока буря в животе утихнет, потом вернулся к скамейке в полной растерянности. Стейн Уве подошел ко мне. Хотел что-то сказать, утешить, но я велел ему заткнуться. Сплюнул в траву, взглянул на вишню.
— Пойду на Нурдре-гате.
— Нет, погоди.
— Я ждал тринадцать лет! — крикнул я.
— Как по-твоему, что будет, если ты двинешь туда и кинешься на Хуго с кулаками? Нельзя давать ему козыри, которые он против тебя же и использует. Если хочешь, чтобы Хуго получил по заслугам и Йёрстад отошел обратно к тебе, надо подождать.
Черт бы его побрал, но он прав.
— Я должен поговорить с Гуннаром.
Стейн Уве стал под вишней, сорвал несколько цветков.
— Это мы сделаем попозже. Сперва я поеду в управление и подниму дело из архива. А ты своди Нину куда-нибудь, помирись с ней. Возьми мой «фольксваген». В машине разговор легче идет.
Мне было неловко от неожиданно установившегося между нами доброжелательного тона, и я надеялся, что дальше этого дело не пойдет. Пальцы у него подрагивали, наверняка хочет похлопать меня по плечу или пожать руку, а я стоял, наблюдая за ним, и ждал, когда это кончится.
Нина показывала в сторону Грёнберга, за дельтой. Дорога на Грёнберг исчезла. Футбольное поле тоже скрылось под водой. Надувная лодка скользила по свинцово-серой глади между воротами, таща на буксире что-то с виду похожее на холодильник. Мост пока не затопило, но, как выяснилось, движение там перекрыли. Мы поехали в гору, к туннелю, где долина сужается и река становится узкой и очень глубокой. В нескольких километрах к северу от туннеля река опять расширялась и уходила в провал ущелья. Нина опустила окно, и задолго до поворота я услыхал грохот воды. Подъехал к дорожному ограждению, вылез из машины, глянул вниз, в ущелье. Квенна с ревом мчалась меж угольно-черных скал, клокочущие валы взметались высоко в воздух, и над белыми каскадами в тумане брызг стояли полосы радуг. Асфальт под ногами дрожал. Нина повернулась, глядя на реку, которая длинной излучиной огибала мыс и дальше резко сужалась. Она куда-то показывала рукой. Посреди потока виднелись три коровы — беспомощно дрыгали ногами, стараясь держать голову над водой. Я велел Нине отвернуться, но она точно завороженная смотрела, как коровы боролись за свою жизнь, однако к берегу приблизиться не смогли, течение увлекло их прочь и, словно игрушки, швырнуло в стремнину ущелья.
Я взял Нину за плечи, посадил в машину. Взглянул на небо. Над головой летит облачная пелена. Кое-где в разрывах проблески синевы. Я спросил, как насчет съездить в Брекке, посмотреть на Йёрстад. Она вроде бы хотела что-то мне сказать, но не ответила, глядела вниз, на реку. Мы поехали дальше. На обочине кое-где были припаркованы автомобили, а на дамбе ниже по склону стояли люди с биноклями. На съезде с главной дороги супружеская пара в спортивных костюмах поставила раскладной столик. Оба сидели на стульях, закусывали и смотрели на разлив. Мы подъехали к Сунде. Там во дворе стояло штук десять машин — импровизированный приют для бездомных. Похоже, за последние несколько сотен лет паводка сильнее этого и правда не бывало, подумал я. Но страха не чувствовалось. Тихо, солнечно, тепло, Квенна спокойно и неторопливо несла мимо свои воды, усеянные всяким мусором, а внизу, в Мелхусе, по водной глади сновали катера и лодки, народ вылавливал вещи.