— Жуткое дело, лисья-то напасть, — сказал я Бетти.
Юнни сызнова визгнул по-обезьяньи и зажал ладонью рот.
— Чего это он сказал? — спросил Хуго у Бетти.
— А ты хорошо выглядишь, Хуго, — поспешно встряла мамаша.
— Надо мной насмехается?
— Насмехаюсь? Это над кем же? — возмутился я.
Хуго бросил на меня злой взгляд. Взял вилку, начал ковыряться в запеканке.
Я потянулся за картошкой. Мамаша что-то говорила Нине, Бетти расспрашивала Хуго, что стряслось в горах, Хуго отвечал, что последняя ездка оказалась вообще пустым номером, потому как теленок сдох на заборе, можно было спокойно поворачивать восвояси, что он и сделал. Я накладывал на тарелки запеканку, передавал сдобренное петрушкой масло, пробовал отварную морковь и горох. Самая обыкновенная норвежская еда, но я не припомню, когда последний раз ел обыкновенную рыбную запеканку, картошку и овощи с таким вот удовольствием. Я смотрел на Бетти, и она казалась мне еще красивее и деликатнее прежнего. Женщина, которая так вкусно готовит, никак не может быть ведьмой.
— Полный улет, — сказал я Бетти.
— Ну-ну. Мы говорим о рыбной запеканке, — заметил Хуго.
— Ага, как раз поэтому.
— Что «поэтому»?
— Как раз поэтому. Потому что речь о запеканке, — сказал я.
Он перевел взгляд на тарелку и стал есть дальше. До конца обеда никто не проронил больше ни слова. Хуго громко рыгнул и потянулся за зубочисткой. Облокотился на стол, ковыряя в зубах. А взглядом буравил Нину. Немного погодя он положил зубочистку, взял новую.
— Как там насчет страховки? — спросил он у матери.
Мамаша поставила стакан с соком на стол.
— Насчет страховки?
— С ней все в порядке? Или нет?
— А ты как думаешь? — сказала она, глядя на меня.
— Полис у вас с собой? — спросил Хуго.
— Хочешь прямо сейчас посмотреть?
— А что, это мысль! — одобрил Хуго.
Мамаша допила сок, поставила стакан, но из рук не выпустила.
— Мы, никак, оставили его там? — пробормотала она.
Хуго бросил зубочистку в пепельницу.
— Значит, полис вы забыли, — подытожил он.
— Никакого полиса вообще нет, — сказал я. Мамаша икнула. Хуго вооружился очередной зубочисткой, поковырял нёбо.
— Ты хочешь сказать, что Йёрстад не застрахован?
— Взносы по страховке не платили много лет. Мамаша потянулась за соком. Хуго взял кувшин, до краев наполнил ее стакан, поставил кувшин на место. Потом отправил зубочистку в пепельницу.
— Йёрстад под водой, а у тебя нет страховки от стихийных бедствий?
— Ты же слышал, — сказал я. — Когда вода спадет, мы ни эре от страховой компании не получим. Придется искать другой способ возместить убытки.
— Кое-что мы от государства наверняка получим, — пискнула мамаша.
— Это еще неизвестно, — возразил я. — После паводка восемьдесят девятого года одна семья так и живет в вагончике на Киркенере. Никакой гарантии нету.
Хуго откинулся на спинку стула.
— Н-да, вообще-то я ничуть не удивлен. Все в мире идет своим чередом, и у моих родичей тоже. Плохо дело, — сказал он и уныло посмотрел на Бетти.
— Хуго, — тихо обронила она.
Он кивнул, тем давним, всеведущим кивком, будто собрал в голове все знания об этом большом, прогнившем мире, потом изрек:
— Вообще-то лучшего вы и не заслуживаете.
— Хуго, прошу тебя! — прошептала Бетти.
Хуго вытянул трубочкой бескровные губы и уставился на дорогу, где как раз проходили мимо умственно отсталые подростки-монголоиды под надзором руководителя.
— Годами нос задирали, знаться с нами не хотели. За километр обходили. А как пришла беда, мигом позабыли про свою фанаберию. Тут и злодей Хуго пригодится. Манатки на плечо и давай Бог ноги — приюти, Хуго, будь добр!
— Так ведь ты сам не желал нас видеть! — вставила мамаша.
— Одного из вас. Только одного, — сказал он, глядя на нее.
— Говори прямо, что имеешь в виду меня! — вспылил я.
— Я вот, между прочим, сижу и кой о чем думаю. — Он замолчал. Такая у него манера. Начнет что-нибудь говорить и вдруг замолчит, ни слова больше не скажет, пока кто-нибудь не задаст вопрос. Тогда только он продолжит прерванный монолог, будто и не слыхал вопроса.
— Как жить в одном доме с человеком, который бьет родную сестру? — изрек Хуго.
Нина выскочила из-за стола. Хотела что-то сказать, да так и не сказала. Выбежала из комнаты. В коридоре хлопнула дверь уборной.
Хуго сверлил взглядом мои руки.
— Поздравляю! — Глаза у него потемнели.
Мамаша отодвинулась от стола, встала.
— Может, кончите препираться? Я хочу кое-что сказать.
Судя по звукам, доносившимся из коридора, Нину рвало. Мамаша покосилась на дверь.
— Пожалуйста, не надо речей, — попросил я.
— Ты можешь помолчать? — вскинулась она.
Я вздрогнул. Этак вскидываться вообще-то не в ее привычках. С торжественным и беспокойным видом она огляделась, потом сказала:
— Ну почему всегда так получается? Почему никто здесь ничего поделать не может? Почему у нас в семье вечные распри?
— Вон она, причина, на том конце стола, — ввернул я.
Хуго начал вставать со стула.
— Сядь! — сказала мамаша. Хуго сел. — У нас два пути. Один мы давно испробовали и знаем, куда он ведет. Но есть и другой путь, который ведет к восстановлению усадьбы, семьи и доброго имени Йёрстадов.
Я не поднимал глаз от стола, мне было неловко.
— Все наверняка утрясется, — сказал я.
— Не перебивай, пусть говорит, — прицыкнул Хуго, задрав подбородок.
— Спасибо, — поблагодарила мамаша. — Я хочу покончить с этой враждой. Хочу, чтоб мы были вместе и, как только неприятности останутся позади, взялись за работу, дружно, засучив рукава. Мы можем сделать очень много. Отстроим скотный двор побольше, и новый сеновал, и новый дом. Скотины прикупим.
— А деньги-то откуда возьмутся? — вставил я.
— Я полагаю, вам известно про мой счет в сберкассе, — сказал Хуго. Быстро так сказал — наверняка заранее все спланировал. Потом скрестил руки на груди и легонько кивнул, очень довольный собой.
Мамаша оперлась на спинку стула и пробормотала:
— Да, ты что-то говорил.
— А почему ты завел об этом речь именно сейчас? — поинтересовался я.
Мамаша испуганно покосилась на меня.
— Один из нас должен кое-что отдать, иначе ничего не получится, — сказала она и посмотрела на меня так, словно уже просила прощения.
Я откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке, а мамаша добавила:
— Я решила перевести усадьбу на Хуго.
— Ты сбрендила. Так дело не пойдет. — Я покачался на стуле.
— Усадьба принадлежит матери, — заметил Хуго, беря новую зубочистку.
— Управляю Йёрстадом я. И буду управлять. Никто не помешает мне вести хозяйство в собственной усадьбе, — сказал я, продолжая качаться.
Мамаша помотала головой.
— Хуго согласен вступить во владение. Ты ловко управляешься со скотиной, но к финансовым делам у тебя таланта нету. Того гляди, доведешь хозяйство до ручки. Я уверена, так будет куда лучше.
И это говорила женщина, которая годами копила в ящике напоминания страховой компании, впадала в истерику всякий раз, как предстояло заполнять налоговую декларацию, а земельный участок на Заднике сдала в аренду буквально за гроши. Я воочию видел перед собою йёрстадский дом, видел, как он понемногу темнел и оголялся, как по стенам разбегались трещины, шторы выцветали, мебель старела, и отдает она усадьбу не ради выгоды, не затем, чтобы та стала прибыльной, а затем, чтобы превратилась в идеальное хозяйство по версии Хуго.
— Я тут прикинул, куда бы тебя устроить, — сказал Хуго. — Можешь поработать подсобником на трейлерах. Рояли будешь возить. Осло — Амстердам и обратно. И жилье тоже полагается, в Осло.
— Как раз для тебя, ты же на месте усидеть не способен, — вставила мамаша.
— Неужели ты думаешь, я позволю вам это сделать? Вот так просто позволю сломать все, что строил долгие годы? А кстати, — я обернулся, глянул на мать, — почему я ничего про это не слышал? Что за шахеры-махеры такие у меня за спиной? Пороху не хватило прямо-то сказать, дождались, пока все под воду ушло?
— А нам что, твое разрешение нужно, чтобы поговорить? — Хуго грохнул по столу кулаком.
— Фермой я управляю! — крикнул я и смахнул со стола все, что стояло передо мной: тарелки, приборы, салатники, стаканы полетели на пол. Бетти всхлипнула, Хуго вскочил и замер, широко расставив ноги, готовый ко всему.