Веселые крики, свист арапника, тявканье гончих — все это сливается в один сплошной веселый гомон. Первая смена псов уже спущена. Она несется за небольшим живым клубочком, вынырнувшим из кустов и стрелой помчавшимся по лесной поляне. За гончими несутся охотники на своих быстрых конях.
Впереди всех, на прекрасной вороной лошади, какую трудно, пожалуй, найти в конюшнях самого султана Мароккского, несется юноша. Свежее, правильное лицо его пышет горячим румянцем. Синие, лучистые глаза сверкают, как звезды. Яркие, пурпуровые губы улыбаются счастливой, радостной улыбкой. Из-под лихо заломленной набекрень собольей шапки падают золотистые кудри, струясь волною по стройным юношеским плечам. Юноша так еще молод, что кажется мальчиком, ребенком.
На нем такой же кафтан, как и у остальных охотников, только много наряднее и богаче. Отороченный соболем, с драгоценными запонами по борту он подпоясан серебряным поясом, за который заткнут серебряный рог. На собольей шапочке — дорогой аграф из сапфира, дерзко спорящий в блеске с синими глазами юноши. На ногах широкие русские шаровары из тончайшего сукна и высокие сафьяновые сапожки.
Красавчик-юноша на своем черном, как уголь, арабском коне далеко опередил всех других охотников.
Впереди него только гончие да преследуемый ими зайчишка. Вот он белым снеговым комочком, протянув вдоль спины трусливые ушки, несется, почти не касаясь лапками земли, скосив и без того косые глазенки, наполненные ужасом смерти. Уйти бы от злых псов, укрыться…
Да нет, куда уж! Не спастись зайчишке!.. Вот он юркнул в кусты. Гончие за ним… Дико вскрикнул зайчик предсмертным криком, похожим на плач ребенка. В ответ на этот крик послышался лай собак.
— Марс!.. Быстрый!.. Сюда! Апорт! — громко произнес красавчик-юноша, и его звонкий голос бархатистою волною пронесся по лесу. Но собаки, обыкновенно покорные своему господину, теперь и не думали повиноваться. Они лаяли и тявкали, возясь в кустах.
— Сюда, Марс, сюда, Быстрый! — еще раз крикнул юный охотник и чутко насторожился на минуту. Но собаки не хотят повиноваться. Тогда красавчик-охотник, с трудом удерживая в себе закипающую досаду и гнев, быстро соскочил с коня, подвел его к дереву, привязал к нежному стволу березки и шагнул по направлению того места, где раздавался лай собак.
— Марс, Быстрый! Сюда! Ко мне! Негодные! — крикнул он еще раз и быстрой рукою раздвинул кусты.
Посреди крошечной полянки лежал мертвый зайчишка с перекушенным горлом. Неподалеку от него, глухо тявкая, стояли гончие. Но не заяц, не гончие, а нечто иное, необычное, привлекло внимание юного охотника: под развесистой липой стоял маленький мальчик с темными кудрями и очаровательным личиком и смотрел во все глаза на охотника. Малютка произнес шепотом:
— Тише… Тише, дядя! Уйми твоих собак, дядя… Они своим лаем разбудят мою матушку… Она спит, дядя!.. Пожалуйста, уйми твоих собак!
Неизъяснимая мольба стояла в прелестных, черных глазах ребенка.
Юный охотник с недоумением смотрел на малютку, так неожиданно появившегося в лесной глуши в ранний час октябрьского утра.
— Тубо, Марс, тубо, Быстрый! — грозно произнес юный охотник на собак, которые теперь при властном окрике их господина стали мирно обнюхивать мальчика.
— Кто ты и откуда забрел сюда, прелестный ребенок? — произнес юноша, быстро приблизившись к маленькому человечку и кладя руку на его чернокудрую головку.
— Ах, дядя, мы с матушкой издалека пришли, — спокойно произнес ребенок. — Из самого Петербурга… То шли, то ехали, когда добрые люди соглашались нас подвезти за серебряные грошики, которые давала им матушка… А потом пришли в большую избу… В избе было много, много народа… Все громко кричали и смеялись. Так громко, что мне стало страшно. Потом один из них, самый важный, должно быть, сказал что-то матушке, отчего она вдруг закричала и побежала из большой избы прямо на дорогу и в лес!.. Это было еще страшнее, дядя… Я плакал и кричал, и просил остановиться. А матушка и слышать не хотела! Все бежала и бежала, пока не упала на траву… И я упал вместе с нею, только не стукнулся, потому что попал в мох… Потом я уснул… и она уснула… Хочешь, я сведу тебя к ней? Она здесь недалеко и все еще спит, а я пробудился, только не стал будить матушку. Она так утомилась, бедненькая, за дорогу… Мы очень долго шли… Пусть отдохнет, думаю, хорошенько.
— Куда же вы шли, малютка? — спросил заботливо юноша, и взор его ласково остановился на чистых детских глазенках.