Но и она пляшет и резвится, как ребенок, вовсю, от души. Так и глядит кругом: как бы набедокурить. Поймала самого светлейшего за рукав, тянет.
— Со мною, Данилыч! Со мною, князь!
— И-и, что ты, царевна! Не мастер я плясать-то. Да и толст, отяжелел. Постойкось, я тебе другого кавалера достану, молоденького.
— Не хочу я молоденького! Хочу с тобою! — смеется девочка.
— Уволь, царевна!
— А не хочешь, так скажу батюшке, что от дамы отнекиваешься… Он тебя за это попотчует из кубка Большого орла,[4] — грозится царевна, а сама заливается, хохочет.
Нечего делать! Пускается старый, толстый Меньшиков в пляс с маленькой царевной.
А царевне того и надо только. Завертела, закрутила старика в сложных фигурах полонеза. Пыхтит, отдувается Данилыч. Пот с него градом льется.
— Смилуйся, пощади, матушка-царевна! — молит князь.
Смилостивилась Лиза. Да и надоел ей порядком ее неуклюжий кавалер. К тому же к ней направляется стройная, удивительно величественная фигура красавца-генерала. Быстрая, живая походка, смелый, соколиный взгляд, румяные щеки позволяют ему казаться много моложе его 40 лет.
— Ваше Высочество, удостойте! — низко склоняется он перед двенадцатилетней царевной в почтительно-рыцарском поклоне.
Царевна вспыхивает от удовольствия.
Еще бы! Как же ей не гордиться своим кавалером! Ведь этот кавалер — это генерал Миних, лучший танцор.
Плавный полонез сменяется степенным менуэтом. Царевна Лиза не любит менуэта. Встанут друг против друга кавалеры и дамы и ну кланяться. Что тут веселого? То ли дело английская кадриль! Ноги сами так и просятся в пляс! Но вот музыка заиграла кадриль. Наконец! Слава Богу!
Пляшет, резвится царевна. Глаза блестят, щеки пышут. Чудные звуки заморских скрипок так и вливаются в душу. Век бы так плясать да резвиться на Меньшиковской ассамблее…
Новая пора — новые думы…
Чудный весенний вечер. Голубоватый дымок скользит над Петровым городом. Город растет и строится не по дням, а по часам, а его великий основатель лежит в могиле… Горько плакала по отцу царевна Лиза. До тех пор плакала, пока не явился к ней утешитель. Недавно лишь приехал из Гольштинии «некто», и с тех пор точно переродилась семнадцатилетняя красавица-царевна. Что-то неведомое толкнулось ей в сердце. Какое-то незнакомое доселе чувство всплыло из глубины души…
Чудный майский вечер повис над столицей. Хорошо стало весною в зеленом «огороде», разросшемся вокруг летнего дворца. Липы цветут и сладким ароматом наполняют воздух. Царевна Елизавета сидит на скамейке. Рядом с ней «некто». Этот «некто» — двоюродный брат принца Гольштинского, жениха сестры Анны, принц Карл-Август Любский.
Липы тихо шелестят молоденькой, свежей листвою… Легкий ветерок пугливо прячется в их пахучих ветвях… И вот, откуда ни возьмись, дрогнула, зазвенела сладкая соловьиная песня. Длинными тоскующими переливами несется она над опущенной головкой царевны, то нежно, как будто жалуясь на что-то, то беспечно и звонко смеясь.
Заслушалась песни воспитательница царевны, Лискена Ивановна. Навеяла и на почтенную воспитательницу сладкие грезы эта песня, и точно забыла Лискена Ивановна про царевну Лизу, которая сидит рядом, на скамейке, одна со своим женихом.
Хорош, молод, пригож ласковый принц. — Милая! — шепчет он чуть слышно нежным, как звуки невидимой музыки, голосом. — Милая, скоро, скоро наша свадьба… Скоро увезу я в далекий Любекский замок прекрасную юную принцессу, одарившую меня сказочным счастьем…
И тоскливо, и сладко на душе царевны Лизы от этого нежного, мягкого голоса. Люб ей пригожий принц, но люба и Россия. Жаль расстаться ей с дорогой родиной, с любимой матушкой, с близкими сердцу русскими людьми… И рвется, мечется юное сердечко… Любит она своего жениха, но матушку-Россию еще пуще того, кажется, любит… Как же быть?.. Думает, думает цесаревна и долго решить не может… А песнь соловушки звенит таинственною, певучею сказкою, точно подсказывая царевне решение…
Но увы! — не суждено сбыться счастью цесаревны… Все прошло, все минуло, кануло в вечность. Золотые сны исчезли, как грезы; Скрылось светлое невозвратное времечко. Страшный мрак воцарил кругом. Умер прекрасный, нежный юноша, принц Любский, умерла матушка-царица. Уехала в Киль сестра Аннушка, и через год пришло известие оттуда, что скончалась бедная гольштинская принцесса, одарив сыном молодого супруга своего.