Маринус замолчал, наткнувшись на изучающий взгляд Шико.
-И что? - спросил Шико.
-Все я сбился, - выдохнул Маринус, - на чем я там закончил?
Шико махнул рукой, а потом порылся у себя под креслом.
-Вино! - Шико продемонстрировал бутылочку бургундского, - из королевского погреба. Вино решает и не такие проблемы! Выпьем?
-Обязательно. Но что вы мне ответите?
- Тот, кто хочет из человека превратиться в ангела, ничего не достигнет, ничего не выиграет, ибо раз он перестает существовать, то кто ж за него порадуется и ощутит это улучшение?
-Вы, сеньор Шико. Вы бы могли порадоваться за мое улучшение.
-Ну вот еще! Я предпочитаю осязать вас тут живым и самым что ни на есть человеческим. Потому что вы рождены человеком, хоть и с ангельской наружностью. Но прежде условимся, а то мне неловко с вами пить. Вы уж отбросьте эти формальности, можете звать меня просто Шико. Намедни вы так и делали.
-Странно, что вы это запомнили.
-Трудно забыть, черт возьми, когда вы выглядели таким несчастным, как сейчас примерно.
-Тогда пожмем друг другу руки, потому что мы с вами почти как братья.
-О, безусловно! - Шико устремил на Маринуса смеющийся взгляд и пожал его руку, - ну все, хватит вина и рукопожатий, я и забыл, что вам это вредно.
-С чего вы это взяли? - возмутился Бурбон.
-У вас от этого разовьется лихорадочное возбуждение. А я как раз наоборот преследую противоположную цель - уложить вас спать со всеми удобствами.
-Тогда я уже достаточно хочу спать.
-А что ваши рассуждения о смерти?
-Мне стало полегче, как я выговорился. И уже не так хочется умирать.
-Так вы отбросите эти варварские рассуждения о тлене и прахе? А не то я назавтра же позову Брантома, и он поведает вам о всех красках жизни.
-Недавно он мне уже поведал, у меня чуть уши не отвалились.
Шико встал и отправился на кушетку, с тем, чтобы самому лечь там, а Маринусу уступить свою кровать.
Когда герцог Бурбон уснул, а это было слышно по его ровному дыханию, Шико почувствовал, как его самого окутывает дрема, тело отяжелело и веки закрылись сами собой. Он даже позабыл потушить свечи и переодеться.
Проспав так около часа, Шико в полусне как будто услышал, как скрипнула кровать, кажется, Маринус встал. Его легкие шаги возвестили о том, что он приблизился. Шико почти очнулся уже ото сна, но не стал открывать век. Внезапно его окутал приятный сладкий запах флердеоранжа, так близко, что стало ясно, что Маринус стоял прямо над Шико и даже склонился над спящим.
«И что это ему вздумалось тут стоять?» - мысленно проговорил Шико, чувствуя как его тело охватило легкое волнение, - « главное в искусстве притворства - это сохранить ровное дыхание, к счастью, я достаточно хладнокровен для этого».
Рассуждения Шико о хладнокровности были прерваны тем, что рука Маринуса вдруг скользнула прямо к штанам Шико.
«Пресвятое чрево!»
Ладонь Маринуса нашла карман и очутилась там.
«Что это он себе позволяет?» - Шико стало значительно труднее удерживать ровное дыхание, но он не желал выдать себя.
Маринус проделал какие-то манипуляции в кармане Шико, как бы разыскивая что-то.
-Ой! Что это? Это не письмо! - пискнул герцог Де Бурбон, а потом, нащупав сложенную бумагу, вынул ее, сложил за пазуху и быстрым шагом удалился из покоев.
Шико выдохнул. Встав с кушетки он сходил к камину, налил себе еще вина и, вытерев лоб батистовым платком, промолвил:
-Ну и проходимец же этот Маринет! Я чуть было не купился! И правду говорят, нельзя недооценивать людское коварство! Я думал этот цветок невинности убит горем, что он окружил себя прахом с ног до головы! Что он питается манной небесной и никогда не грешит! А нет! Он напоил меня, - при этом Шико еще раз пригубил бургундского, - усыпил мою бдительность этими стоическими россказнями. А я тоже хорош! Дурак! Шут! Развесил уши и внимаю, будто передо мною явился сам Августин Аврелий и вещает мне: « Младенцы безгрешны лишь по своей телесной немощи, а не в силу свойств души своей!». Болван! - Шико хлопнул себя по лбу, - пока я тужился, чтобы придумать достойный ответ на эти рассуждения, Venus Marinus раздумывал, как украсть письмо. Впрочем, здесь не было учтено только одно! Я этого и хотел. И действительно не хранить же мне у сердца или где я его там хранил письмо от Генриха Наваррского! Нет, пусть оно побудет у милых братьев, тем более, что там ему самое место. Кажется, они большие любители почитать чужие письма.