Эта речь положила начало Великому Деланию. Доктор Ветеренари зажег миниатюрные печки для расплавления металла. Доктор Бен извлек ингредиенты для сегодняшнего превращения. А Доктор Джеки приготовил серебряный сосуд, на котором были начертаны слова: «Все есть яд, и ничто не лишено ядовитости, одна лишь доза делает яд незаметным».
Семеро алхимиков, не открывая своих лиц, собрались вокруг стола.
-Nigredo, - объявил Доктор Джеки, сейчас стало заметно, что на его одежде вышит черный ворон. Взяв серу, Доктор опустил ее в чашу и расположил над печкой, чтобы расплавить и получить Философский Меркурий.
Доктор Франческо Ветеренари, заметно дрожа, приготовился к следующей стадии получения Aqua Vitae - малого эликсира. Для этого он принял из рук Черного Ворона получившуюся светящуюся жидкость и принялся выпаривать шлаки.
-Альбедо даст нам возможносить окропить сей сосуд, превратив его в чистое серебро, - прокомментировал свои действия Ветеренари. Доктор Бен внимательно выслушал его и приступил к своему заданию, состовляющими Цитринитас, а именно добавление Соли. Это древний и позабытый нынешними алхимиками этап составлял важнейшую часть, которая позволяла изготовить настоящий магистерий.
Когда все эти действия были закончены, Доктор Вервиль приступил к самому сложному - Рубедо. Алхимики взялись за руки и обратили взор на Магистра.
-Союз Меркурия и Серы в четвертой фазе Луны позволит нам получить Великий Эликсир. Прошу вас подать мне сушеные орехи, инжир, листья руты и щепотку соли.
Эти ингредиенты были смешаны с эликсиром, получившемся в результате Рубедо, и Доктор Вервиль перелил жидкость в приготовленный сосуд Парацельса. Затем он обратился к Доктору Бену и Доктору Джеки.
-Этот эликсир жизни мы называем Митридатум в честь Великого Понтийского царя Митридата VI Еватора, сохранившего для нас этот рецепт. Митридат способен излечить от любого яда, поэтому прошу вас принять от нас и меня лично этот дар и да пусть он сохранит жизнь величайшего из земных королей.
Доктор Бен и Доктор Джеки приняли сосуд, поклонились и скрылись на улицах Парижа как дым, уходящий по утру в небо.
-Кто были эти люди, - спросил Доктор Ветеренари, снимая маску. Его лицо было истинным лицом представителей рода Медичи.
-Я не знаю, - ответил Франсуа Де Вервиль, хороший друг короля Франции Генриха III.
За 24 часа до этого. Лувр.
В полдень не состоялось обычного обеда, так как король решил поститься. Генрих не вышел на прогулку, на ужин и отменил церемонию вечернего туалета. Миньоны, толпившиеся у дверей королевских апартаментов, жужжали как пчелиный рой, потому что король никого не принимал и по-видимому весь день провел в молитвах и слезах.
Братья Бомонт, присоединившиеся к миньонам, также ожидали приглашения, но его не последовало. Более того из покоев никто не выходил. Решено было послать за отцом Оже, иезуитским исповедником Генриха.
Но вместо этого тут же явился Шико. Его уверенная поступь, гордый вид, высокий рост и положение лучшего друга короля заставляла многих придворных уважать и бояться Шико, больше, чем самых высокородных лиц государства.
-Куда вы, господин Шико? - спросил Маринус вдогонку.
Шико остановился и осмотрел Бурбона и его брата с ног до головы, хмыкнув сам себе, он поклонился и ответил:
-К королю конечно. Я еще не обедал.
-Но Его Величество ждет какого-то иезуита, своего исповедника.
Шико ткнул себя в грудь и заявил уверенно:
-Какой-то иезуит это я и есть, господин Бурбон. Так что сделайте милость возьмите своего братика под ручку и отправляйтесь пообедать вместо того, чтобы подпирать стены наподобие каменных титанов. А я пойду исповедаю брата Генриха.
Издав благопристойный вздох святости, как ему это представлялось, Шико зашел в двери под гул голосов и возмущенными взглядами Де По и Де Бурбона.
В королевской опочивальне было тихо и темно. Ставни на окнах не открывались, а камин потух.
Шико позвал Генриха, на что тот издал слабый вздох, доносящийся с постели.
Шико собственноручно пошевелил кочергой в камине.
-У тебя тут холодно как в склепе, сын мой! Почему ты отпустил слуг?
Генрих промычал что-то.
Подпалив лучину, Шико обошел комнату и зажег свечи.
-Ты что сидел тут один на каменном полу и молился до изнеможения?
Генрих по-прежнему молчал, и это встревожило Шико. Он подошел поближе, взобрался на помост и увидел Генриха. Бледный, но с лихорадочным румянцем, покрытый холодным потом он лежал почти недвижно.