-Она убьет его, отравит, околдует. Кровь Христова, зачем я на это пошел! - по щекам Генриха потекли крупные слезы.
-Не бойтесь, умоляю вас, государь, - Натаниэль обратил к королю сложенные как при молитве руки, - доверьтесь мне, и мы спасем вас.
-Дружочек! - воскликнул Генрих, - вам-то я верю.
-Тогда не опасайтесь за Келюса.
Генрих приложил дрожащую ладонь ко лбу, со всех сторон на него смотрели черепа, освещаемые единственным фонарем, принесенными цыганами.
-Что ж устроимся тут со всеми удобствами, пока не пропоет петух! - как можно бодрее воскликнул Шико. Он уселся на землю, расстелив свой плащ, приглашая Генриха сесть рядом. В месте, котором выбрал гасконец, основание стены, было выложено камнями, так что это позволяло облокотиться спиной, что и проделал Шико.
- Вот, что буду видеть я в своей могиле, - печально и мелодично сказал Натаниэль. Он держал короля за руку, чтобы тот не так боялся.
- Неужели вы ни капли не боитесь, граф? - с надеждой спросил Генрих.
- Я боюсь, я очень боюсь, - сказал Де По странным голосом, - я боюсь за нашего Келюса.
- Я тоже, - признался король.
Они замолчали, король любил Келюса, их так много связывало, и вообще Генрих был очень сердечным человеком, особенно заботливым казался король со своими друзьями, и пусть все порочили их отношения и, быть может, слухи о том, что миньоны делят с королем ложе, были не шуткой. Но при этом Генрих искренне любил их, как своих детей, иногда как друзей, иногда как любовников. Генрих был странным человеком и ещё более странным монархом. Он одновременно прослыл распутником и мужеложником, и ещё к тому же монахом и гугенотом. Его мрачные припадки с умерщвлением плоти и самоистязаниями сменялись пышными балами и оргиями. Никто не мог понять, как это может умещать в себе один человек. Как мог он быть женственным, изнеженным и кокетливым, а также прославленным воином и хитрым политиком. Генриха можно было уподобить одному спартанскому царю, которому сказали: « Ты такой же как и все. Ты ничем не отличаешься от других, кроме того что ты царь»
Тогда царь ответил: «Если бы я не отличался от других, то не был бы царем».
Таким был Генрих III, не такой как все, избранный и лишь избранные могли понять его суть.
Пока все сидели в мрачном молчании и ожидали, когда Келюсу станет лучше, Натаниэль и Генрих сидели прямо у изголовья Келюса и, видимо, читали молитвы.
- И все-таки вы не боитесь призраков и духов, нечистой силы, а, Де По? - спросил король, - ведь любого материального врага можно победить или хотя бы сразиться. А дух, неведомое и ужасное, не имеющее плоти. Только посмотрите на эти черепа, они злобно взирают, жаждут нашей крови. Я чувствую их зловонное дыхание.
- Возьмите этот надушенный платок. Этот аромат мы хотели назвать в честь Келюса, - Де По вложил в руку короля сияющий белизной платок.
- Я не в прямом смысле,- пробормотал Генрих, заслоняя рот и нос платком.
- Ах, Де По, друг мой, - вдруг застонал Келюс.
- Келюс! - радостно вскрикнул Де По.
- Келюс, милый, скажи, как ты себя чувствуешь.
- О! Ваше величество.
- Тише-тише, никто не должен слышать.
- О государь, если я умру, то для меня счастьем будет видеть ваши светлые очи.
- Мне Марикита сказала, что с ним все нормально. Кровотечение было сильное, летаргический сон, - неожиданно вмешалась Роксана, не утруждая себя этикетом и банальной вежливостью.
- Келюс, Келюс, я так боялся за тебя. Мы с Де По прочли ад тобой акафист.
Натаниэль бережно приподнял голову Келюса, и дал ему из своей фляги что-то выпить.
- М-м-м-м, что это? - слабым голосом спросил Келюс.
- Это лекарство, - заверил Де По, не пускаясь в объяснения.
- Похоже на какой-то отвар из трав.
- Именно так, любезный Келюс, - улыбнулся Де По.
- Мне от него становиться лучше.
- Этот рецепт нам дал святой монах - заверил Маринус, услышав голос Келюса.
- Какая прелесть, - обрадовался Генрих, - я тоже хочу отвар из святого монаха.
- Как интересно. - заявил Шико, - у вас, Маринус Ван Дер Маринус, в друзьях и святые угодники и цыгане-колдуны. Откуда вы все знаете?
- Да ну вас к чёрту, что за пошлые вопросы? - огрызнулся Маринус Ван Дер Маринус.
- А за связи с цыганами, между прочим, полагается вешать на виселице, - продолжил Шико, пристально вглядываясь в Маринуса.
- Любезный, вы на мне дыру протрёте, - ответил Маринус.
Де По всё порхал над Келюсом, и видно было с каким уважением и благоговением юноша стал относиться к Жаку Де Леви. Видимо, Натаниэль стал почитать Келюса за своего наставника и учителя.
- Де По, вы такой любезный, - в смущении проговорил Келюс.
- Да у него сердце доброго самаритянина, - умилёно произнёс Генрих.