Де По, беспрестанно ищущий на ком бы испробовать новую остроту, блуждал взглядом в толпе придворных.
- Господин Де По, - окликнул кто-то графа. То был сеньор Де Сен-Люк. Он поравнялся с Натаниэлем.
- Господин Де Сен-Люк, - ответил Де По с неизменной доброжелательной улыбкой.
- Вы верно ещё не бывали в Оленвиле? - завёл Сен-Люк светский разговор.
- Так точно, сударь. Я трепещу от волнения, в ожидании увидеть красоту сего дворца, ибо уверен, что все, что любит Его Величество прекрасно.
- Да, так и есть, дворец действительно красив, поистине королевский, один из красивейших во всей Франции, - усмехнулся Сен-Люк, - у Оленвиля особый дух.
- Nullus enim locus sine gnio est. (Лат. Ибо нет места без своего духа-покровителя), - сказал Натаниэль, ввернувший сей афоризм Сервия, лишь для подражания своему королю.
- Тогда Эрос истинный дух-покровитель Оленвиля! - воскликнул Сен-Люк.
Изначально король не собирался брать с собой весь двор, пригласив только близких друзей. Они же в свою очередь пригласили своих друзей, каждый из которых захватил штат слуг. В итоге ехало всего-то человек триста.
По прибытию король сразу же велел подавать ужин, а затем приготовить купальни, где он намеревался устроить увеселительные мероприятия, затмившие собой знаменитые купания у герцога Анжу.
Воображение Генриха, подогретое неправдоподобными россказнями Брантома, пришло в необычайное возбуждение и гнев одновременно. В общем, король был на взводе, особенно из-за того, что, по его мнению, братья Бомонт, его личные фавориты, предавались непозволительно веселым развлечениям с его братом.
Ужин проходил в малой гостиной, где установили пиршественные столы в виде буквы П, король сидел во главе, и по случаю того, что здесь присутствовала только его свита и друзья не стал отделяться барьерами, а наоборот показывался всем и сам наблюдал за другими.
Генрих самолично дал указания поварам, как приготовить особые блюда, рецепты которых он раздобыл у эскулапов и аптекарей сомнительного толка. По их словам все эти блюда способствовали разжиганию любовного пыла даже в самое холодное время года.
Итак, подавали аппетитные супы со спаржей, артишоками, трюфелями, грибами-сморчками, а также молодое мясо, выращенных летом петушков, пропаренную тыкву. Наряду со свежими плодами садов и полей на закуску принесли пышные паштеты, начиненные фисташками, сосновым семенем и прочими пряностями, особой популярностью среди дам пользовались паштеты из петушиных гребешков и испанских артишоков. Последнее лакомство ели также отдельно как в сыром так и в вареном виде, потребляя стебельки и шишечки, так как они обладали особым пикантным привкусом. Подавали также новомодное изобретение - салаты, все из тех же продуктов.
Все самые лакомые кусочки прямо из своей тарелки Генрих велел передавать Натаниэлю и Маринусу, внимательно наблюдая, чтоб они как следует насытились.
-Вы пробовали этот паштет из фисташек, петушиных гребешков и ...г-хм... - откашлялся Брантом, обращаясь к братьям.
-Что вы сказали? - не расслышал Маринус.
-Я сказал, - ничуть не растерялся Брантом, - что, когда лакомишься этим паштетом, то самым развеселым развлечением в этом выловить какую-нибудь фисташку, или гребешок или петушиный...
-Бенефис! - громким выкриком вдруг перебил король Брантома, выловив вилкой что-то в паштете.
-Нату, Маринето, - с ласковой улыбкой обратился Генрих, - я выловил для вас удачный кусочек, отведайте-ка это.
И король положил бесформенный кусочек непонятно-чего на блюдо к Натаниэлю. Де По скривился от отвращения.
-Благодарю, Ваше Величество, но я ненавижу паштеты, особенно такие страшные.
-Какой вы эстет, едите только то, что привлекательно выглядит. Тогда передайте это Маринусу, - велел Генрих, при этом по одной ему известной причине поглядывая на Шико. Но шут упорно не замечал этих взглядов, беседуя с придворным поэтом Филиппом Депортив.
Натаниэль под грозным взглядом короля наколол на вилку кусочек из паштета и кинул его на тарелку брату.
-Пожалуй, мне надо выпить, - сглотнул Маринус, - а то меня начинает мутить от этих блюд.