Она сильнее прижала книгу к себе, так что костяшки пальцев побелели. Генрих мучительно сдвинул брови, он тоже всё понял. Он не мог сказать, обнаружить замысел мадмуазель Натали, лишить её последней надежды. Боль пронзила сердце короля. Такая сильная, такая острая, что он не мог её вынести. Он покачнулся, упал на руки миньонов, потеряв сознание. Графиня рванулась к Генриху, но Чёрная Лилия удержал её.
- Не смейте! - грозно воскликнула графиня и вырвала свою руку, - я обещаю вам своё тело, но моё сердце принадлежит лишь королю Франции Генриху III, и это ничто не изменит.
Черная Лилия, оставшись довольным этим обещанием, раздал указания солдатам о том, как будет происходить освобождение пленников. Все сводилось к тому, что он действительно собирается выполнить свои обещания. Пути назад не было, и Натали Де По не могла надеяться на спасение, ибо жизнь короля сделалась для нее дороже собственной.
Единственное, что ее утешало так это Жизнеописание Катона Младшего и флакон яда внутри.
Генриха привели в чувства, но он как будто не полностью осознавал реальность. Келюс и Монтень опасались, что вот-вот король сорвётся и закатит новый скандал решиться не уходить. Ибо все понимали, каков Генрих Валуа - человек, подверженный велениям своего сердца куда более чем велениям долга.
Монтень, склонившись над королем, чувствуя, что в его руках сосредоточилась судьба его страны, промолвил, придав себе смелости:
-Государь, всем нам иногда следует расплачиваться за глубокие привязанности нашего сердца, и хотя в некоторых случаях обстоятельства и сама наша честь внушают нам умереть, приходится призывать к себе жизнь, как бы она ни мучительна, приходится принимать ее, стиснув зубы, ибо закон велит порядочным людям жить не так как хочется, а повинуясь долгу. Не показывайте же своей слабости этой смелой девушке, иначе она может узнать, что вы не настолько доблестны, чтобы продлить свою жизнь ради нее. Ваше сердце должно принуждать себя к жизни, если это необходимо для блага ваших подданных. Если вы любите своих друзей, то отдайте им свою жизнь. Остаться в живых ради других - это доказательство великой силы духа.
Генрих с вниманием выслушал эти слова, запавшие в его душу. Он понял наконец, что обязан уезжать, чтобы жертва Натали Де По не была напрасной и обязан царствовать так, чтобы она помнила о нем.
-Друг мой, друг мой, не покидайте меня, - еле слышно прошептал король Монтеню.
-Я с вами, государь.
Черная Лилия с нетерпением ожидал окончания этой сцены. Графиня Де По, наблюдая его нетерпение, опасалась как бы он не передумал, так как в ее голове не укладывалось, что испанец с такой готовностью принял ее жертву и согласен отпустить короля. А быть может, ей не хотелось верить, что ее конец близок.
- Сударь, Реми, - сказала Натали, - я желаю видеть как король и его люди покидают крепость невредимыми, а так же убедиться в том, что вы не отправите погоню вслед за ними.
- Вы мне не доверяете? Я дал слово дворянина.
- Позвольте мне это, хотя бы для того, чтобы мне попрощаться со своими друзьями.
- По-моему было довольно прощаний.
- Неужели у вас нет сердца! - воскликнул Келюс. Он отошел от короля, так как хотел попрощаться с графиней, ибо будучи Натаниэлем она сделалась для него хорошим другом.
- У него нет ни души, ни сердца, сразу видно он не из Московии! - заявил Генрих, бешено вращая глазами.
- Что ж, я и на этот раз докажу вам, госпожа Де По, что сделаю для вас всё, - с горечью отозвался Черная Лилия.
Он вышел из библиотеки, увлекая за собой Натали, на ее глазах он призвал испанских солдат и велел организовать отступление. Чуткий слух графини и ее обострившееся в результате душевных страданий внимание и, безусловно знание испанского языка, позволило ей уловить то обстоятельство, что испанский отряд проник во Францию через Наварру, воспользовавшись тем, что Беарнец со своими войсками присоединился к герцогу Анжу в его апанаже. Натали не знала, зачем ей эти подробности, ведь больше ей не строить шпионских заговоров, но мозг продолжал лихорадочно работать, хотя от него это больше не требовалось. Видно прав был Монтень, и осужденные на смерть не в силах взглянуть в ее печальный лик, отвлекают свои мысли то всякой ерундой, то молитвами, что несомненно благочестивее.
Наконец, все было подготовлено, они вышли на мост, где Натали Де По в последний раз должна была взглянуть в глаза своего короля, а Генрих потерять сразу двух своих друзей маленького и смелого Натаниэля Де По и нежную и гордую Натали. Черная Лилия был настолько великодушен, что позволил проронить им по последнему слову, притом он встал рядом и бесстыдно слушал их, позабыв о такте и любезности.
Слезы на глазах короля высохли, он больше не мог позволить себе слабости, сохранив хотя бы гордость.
- Помните, когда мы ехали из Оленвиля вы сказали мне, что если наступит такое время, когда мы не сможем быть вместе, сохраните меня в своём сердце и я буду там всегда. - тихо сказал Генрих, глядя на Натали Де По. Они взялись за руки.
- Да Ваше Величество, - Натали улыбнулась, - я сохраню вас в своём сердце.
- А я вас. Mea vita et animaes (лат. ты моя жизнь и душа).
- In aeternum (лат. на веки), - отозвалась Натали шёпотом.
Сеньор Толедо сжал в руках рукоятку своей шпаги, и Монтень, заметивший это, поспешил увести короля. Генрих терял силы от невыносимого горя, он едва держался на ногах, но не мог больше терзать сердце Натали.
В одно мгновение король оказался в седле и поскакал прочь. Мог ли он задержать ещё хоть на секунду или оглянуться, или проявить слабость, теперь, когда она так отчаянно смотрела ему вслед, когда больше всего на свете она хотела, чтобы он вернулся. Нет.
Рассветные лучи, розовые как самые лучшие розы, окрасили небо, наполнив холодное зимнее утро светом. Натали обняла книгу и пока могла смотреть на холодном пронизывающем ветру стояла и не спускала глаз с удаляющихся всадников. Скоро они скроются за холмом, и тогда уже точно наступит конец.
Монтень, оставшийся в своем замке, стоял позади, он как будто растворился в снежном тумане. Он больше не мог в этом участвовать.
Анжер.
Как только усталый конь, несущий двоих всадников: некоего дворянина и его пажа въехали в ворота Анжера, на небе уже поднялась луна.
Роксана въехала в город следом, она догнала путников уже возле дворца герцога Анжу и возбужденно спрашивала у своей госпожи, пока Шико разговаривал с часовыми.
-Марин, Марин, а это дворец принца? Это тот, у которого красные сапоги?
-Да, это он.
-М-м-м, - довольно промычала Рокси, - я люблю красные сапоги, он богатый, подарил мне кошелек.
-Роксана, опомнись! Довольно с тебя и Сен-Сюра. Еще утром ты любила его.
-Да, Красные сапоги я тоже люблю.
Подошел Шико.
-Во дворце сейчас бал по поводу отбытия во Фландрию, как сообщили мне часовые, - сообщил он.
-Бал, - герцогиня тут же задумалась, - это к лучшему. Господин Шико, вы бы не могли отправиться прямиком на бал и если сможете переговорите там с королем Наваррским или герцогом Анжу. А я пока приведу себя в надлежащий вид и отправлюсь к Королеве Маргарите, так именно ее фрейлиной я являюсь.
Шико приподнял брови при упоминании, что его паж является чей-то фрейлиной.
-Сделаю, как вы велите, сударыня, - с поклоном заявил он.
- Шико, прошу вас, не называй меня, сударыней, ведь я в мужском платье.
Шико иронично приподнял бровь.
Марин и Роксана тут же убежали, дабы отыскать королеву Марго. Шико же проложил себе дорогу к бальному залу, рассуждая, что означает привести себя в надлежащий вид. Сам он для этого пригладил завивающиеся волосы, умыл лицо, и так как у него не было ни пудры, ни помады, ни духов с собою, снял пурпуэн, оставшись в вышитой сорочке с тончайшим плоенным воротником и дублете цвета слоновой кости с золотыми вышивками.
Вечер был в самом разгаре, и дворяне, разбившись на пары, танцевали подвижные танцы, требующие умения придавать причудливость и вычурность своим силуэтам.