Сегодня четверг, сказала про себя Кристина. Значит, в субботу я поеду к Свете. Или сразу в пятницу, вечером, после пар. Всё лучше, чем эта комната. Точнее, её половина.
Форма сновидения
Солнечные лучи рассеяли последнюю дымку на небосводе, и тот принял бледно-жёлтый цвет, порвав любые сходства с заводью. Открывающийся в окне вид немного смущал Кристину, как бы заставляя её уменьшиться, свернуться до размеров частицы, сделаться атомом, смолкнутым и закрытым, недробимым; солнце расстраивало прежний пейзаж – оголяло его, выхолащивало, вычищало – вычистить значит сделать однотонным ординарным белым-белым – это не цвет среди других цветов, это само небытие цвета то что не помыслить не представить белого цвета не существует потому что ничто не существует однако же именно это я сейчас и вижу, и небо ничтожается солнцем. Волгоград предлагал слишком много свободы. Кажется, город был построен специально для того, чтобы люди хоть как-то могли ориентироваться в этом избитом просторе, который в летний сезон становился бездонным, как космическая даль, и столь же безжизненным и монолитным. У степей на всё был один ответ. Кристина вглядывалась в линию горизонта, что уже начинала иссыхать и испаряться в белом масляном мареве, с рвением исследователя, занятного разгадкой этой пресловутой тайны, но с периферии зрения лезли необозримые пространства, шепча, что тайна мнима, что она ничего не скрывает и тем более не старается скрыть, даже не играет, не заигрывает, не соблазняет, не лукавит; тайна – поверхностный эффект, след очарования, остающийся от созерцания этих бесконечных земель. Вдалеке Кристина заметила тянущийся из одной части в другую железнодорожный состав; по дороге же, пролегающей чуть ниже по склону параллельно путям, проскочило несколько машин – нет, они не проскочили, а тихо пересекли эту плоскость. Степь предлагала изучить каждое движение, будто проводя линию из одной точки в другую можно прожить целую жизнь. Идеальная плоскость, как в математике, сновидение учёного-физика, квантовый сон, где струны изгибаются и танцуют, пересекаются, взлетают, падают, прекрасные условия для опыта, чтобы исследовать всякую перипетию, взвесить и измерить линии, потому что они не успеют исчезнуть в таком пространстве, а пространство само как простор бесконечность вечность, вечное от того, что нет ничего, что могло бы тягаться с этим пространством. Точное и чистое, понимание встречало сопротивление со стороны Кристины – какая-то часть её души напрочь отказывалась признавать этот факт, – что встречаемый человеком простор не захватывает его, а вселяется внутрь, всем своим массивом уходит в тело, как свёрнутая ткань, сжатый космос, и тогда человек начинает задаваться вопросами о собственной судьбе, потому что он оказался в месте, где пространство вытеснило время – и время превратилось в пейзаж время время а не было ли тогда время этой заводью какой-то неизвестной формой абсолютно непредставимой что больше всякой формы а теперь оно выхолощено приведено в статику заморожено остеклено застеклено снова стылые глаза не мёртвые а над(?)мёртвые сверхмёртвые