Изредка появлялся на StopPlay.
Смысл жизни
Может и хорошо, что всё пропадом пропадёт? Смысл тревожится, раз исход ясен – тотальное стирание, выведение пятен, которые ставит на белизне мира человеческое существование, паразитическое, патологическое, живущее то в сожалениях, то в ожиданиях, но никогда – в настоящем. И всё равно – сомнения. И, кажется, руки немножко дрожат, пересчитывая мелочь на кассе. И как утром было хорошо и прохладно, и никто не знал, что на город опустится мгла. Я понимаю – это всё образы, литературные тропы, и на самом деле всё обстоит иначе; что-то мешает выйти навстречу мирозданию, распахнуть объятья… Какая-то мелочь, изъян, мешает жить нормальной жизнью, войти в поток, прочувствовав его пульс. С другой стороны, не состоит ли жизнь целиком из изъянов, а искажением, в свою очередь, является теория, что жизнь изначально безупречный механизм, совершенство которого моё детское, незрелое сознание никак не может узреть и принять. Я давно перестала верить в сказки, что взрослые знают всё и разбираются во всём; в их глазах порой видишь столько растерянности и страха, замечаешь немую мольбу о помощи, но что ты можешь – стоит лишь раз намекнуть, что они в чём-то допустили ошибку, как тебя тотчас ставят на место, заводя старую пластинку: ты не в том возрасте, ты ещё мала, ты ещё ничего не понимаешь. И граница становится фронтом, никто никого не понимает, или не хочет понимать, или понимает, но не желает начать переговоры, и никто никогда не в том возрасте. Перемирие просто очередная фаза войны, короткая передышка в долгой, практически бесконечной череде сражений, в которых люди с фанатичным рвением удобряют собой почву – только за тем, чтобы потомки возобновили вечный конфликт, ведь война и есть мир, и не может быть иначе, кроме как в затопленной кровью земле находить смысл жить дальше, а в жизни толка нет, если нет войны.
Равнодушие вещей
Как только стало ясно, что в РГГУ поступить не получится, мать решила отправить Кристину в Волгоград. Это было резкое, безапелляционное решение; слово подскочило, как молния, не собираясь терпеть никаких попыток его оспорить или низвести – не согласиться с этим словом было невозможно, разве что произнести столь же резкое и отрывистое словцо, однако дочь пошла на поводу у материнского ума, потому как сама не видела других вариантов. Она устала, она хотела, чтобы лето скорее закончилось, чтобы экзамены остались позади, чтобы голова больше не шумела и не болела, чтобы нервы выпрямились, перестав скручиваться в бараний рог при каждом упоминании вступительных испытаний и от родительских нагоняев я прямо золотой телец и молятся на меня как пинают что не мольба то удар выкрик и тому подобное Кристина всё ещё оставалась ребёнком: жизнь представлялась ей не более чем чередой определённых событий, влиять на которые у неё не было ни желаний, ни сил. С десятого класса начались разговоры, что необходимо совершить какой-то выбор выбери то выбери сё выбери это выбери так выбери сяк подумай надо сделать выбор сейчас бегут люди бегут бегуны по беговым дорожкам, что нужно прикладывать усилия, чтобы принятое решение воплотилось в действительность; разумеется, родительские нотации оставались в сознании дочери всего лишь нотациями, всего лишь словами, как и куча разных других мыслей, посещавших Кристину, когда школа уже подходила к концу. Казалось, всё будет продолжаться как прежде а ты не думала что в твоей голове слишком много безличных-неопределённоличных предложений как если бы ты вообще не жила на свете а все вокруг тебя порхают лишь бы дитятко было спокойно и могло размышлять-онанировать в своей скорлупе «заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности» зачем тебе кавычки? хватит прошу я со смеху умираю а! И всё же, когда она сошла с поезда на платформу и вышла через вокзал на площадь, совсем одна, Кристина испытала страх; она не могла объяснить ни его причины, ни его природы, она только чувствовала себя брошенным в воду человеком, который в мгновение ока разучился плавать. Это было что-то другое, это не было домом. В один момент стало тошно и тоскливо. Хоть вешайся. Стоит оказаться в незнакомом городе, как тут же глаза твои мигом обращаются на тебя саму, зрение лишается ума, зрение теперь безлично и оттого бесстрастно, и под началом такого бесстрастного взгляда, как если бы глаза вырвали из глазниц и всякая увиденная вещь заговорила из собственного небытия, ты сама становишься вещью, ты – это фон, отчуждающий тебя, однако же ты ему тождественна; всякая вещь