открытое в себе равнодушие вещь-в-себе не непостижима она просто является аннулированным восприятием есть фон, и как фон поглощает вещь, так и вещь полностью выражает собой однотонное окружение; ровное, тихое, сама тишина, небытие, и глаз, вынутый из черепа, вращается среди небытия, этот взор не диктует и не причитает, не набрасывает на мир мысль, а выплетает речь из ничто как в том фильме помнишь а она помнила увидела когда-то и кадр заклеймил корку мозга выжегся прочным пятном лицо без кожи лицо без лица сверкают двумя точками глаза глаза без лица. Не страх даже, а яд, – растекается по телу, отравляя каждый орган вспомни-вспомни! эти люди на остановках эти массы эта масса-ожидание выскобленное человеческое существо вот как выглядят вещи как выглядит реальность (обожаемое родителями слово) и то самое забвение растекается как если вода превратилась в свет а свет отравляет воду превращает её во что-то другое и вода больше не плескается и не льётся но изливается не струится но сочится как песок шуршит-шипит липнет к коже Волгоград опротивел Кристине сразу же – то была встреча двух ненавистных друг другу лиц, – и давящий зной многократно усиливал эту ненависть. Дальше дороги нет, подумала про себя тогда Кристина; пусть родители были безумно рады, что дочери удалось поступить в ВолГУ, дочь не могла отделаться от мысли, что отныне семья ей чужая, словно до сих пор любимые ею люди в одночасье сорвали со своих лиц маски оказывается то были маски те лица-маски, открыв истину – а истина, в свою очередь, превратилась в кошмар. Кристине некому было об этом сказать рты цензурированы опечатаны заткнуты хочу говорить не получается сказать лепечу как ребёнок как во сне в том сне я хочу говорить а мать улыбается отец стоит на месте как вкопанный я хочу сказать но дыхание спёрло и горло заморозилось внутри Всё чужое, все – чужие, а Волгоград – абсолютно глухой, знойный, непроницаемый город. Солнце разъединяет людей, и те становятся пещерными жителями – каждый ютится в своём углу, в своей пещере – камере обскура. И неужели все это чувствуют? Глядя на лица, такого и в голову не придёт. Все ведут себя как ни в чём не бывало. Мама с папой, Света? Неужели все подвластны этому чувству? Все, кто распрощался с детством, – они, наверное, тоже прошли через это, через то самое событие, когда маски были сорваны? В это время Кристина начала курить. В школе она держалась подальше от курилок, курильщиков, от сигарет, от компаний а сиги всегда собирают людей вместе. В июне ей уже исполнилось восемнадцать, так что никаких проблем не возникало, чтобы в ближайшем ларьке взять себе пачку синего LD или Winston. Стратегия была следующая: Кристина отпрашивалась у Светы на прогулку и, взяв это за привычный маршрут, шла в сторону «Мана», порой забредая во дворы и каждый двор чем-то отличался от другого он обязательно отличался своеобразием хоть по сути все они были одинаковыми. Сперва от сигарет кружилась голова, нечто сдавливало виски и шумело в ушах, ноги слабели, становясь ватными, и каждый шаг словно бы следовал в пропасть, в облако, в пустоту, но с течением времени Кристина пристрастилась к куреву. Я одна. Эта мысль уже не казалась ей столь ужасающей. В ней даже угадывались нотки будущего триумфа, будто одиночество, глубокое, как колодец, и такое же непроглядное, перестав быть причиной страданий, являлось теперь едва ли не самой главной привилегией. Мне не нужен собеседник. Страх при этом никуда не исчез, и всё же, не смотря на это, Кристина была спокойна, потому что не нужно говорить об этом с родителями. Она была уверена – они не помогут, пусть помыслы их будут чисты, а сердца преисполнены добротой. Дети не хотят взрослеть тогда, когда они уже повзрослели; так заключила для себя Кристина. Незаметно для себя девушка превращалась в философа, но этой философии, как и любой другой, цена была грош. Мир не останавливается; ребёнку понять это трудно понимание будет стоить многого фактически понять это значит лишиться детства рвануть в неизвестную сторону всё зависит от меня всё зависит от меня волшебные слова притча во языцех, для взрослого же данный тезис остаётся единственно ясной и доходчивой мыслью, даже не мыслью, а горьким напоминанием, потому что мир уже ушёл, уже всё прошло, все опоздали, идут на остановку и ждут ха-ха вот олухи! стоят и ждут, будто всё вернётся и будет как прежде в самом деле будет как прежде сиди как та женщина-психопат белая безропотная молчаливая слушает как мир не останавливается двигается Движение – ветер, и ветер разгоняет облака, либо же сбивает в кучу. Избыток пространства только гипостазирует движение, выводит его в абстракцию, делает видимым, так движение лишается смысла, так человек превращается в философа. Развеять, унести, подхватить, вознести – это ветер, сумасбродная сила, невидимая, однако же дающая о себе знать в особых знаках: в качающихся ветвях, в вое меж старых рам; в шёпоте, в крике. Ветер может одарить тебя потоком свежего воздуха, а может задушить, влезть в горло перекрыть дыхательные пути так что ты не сможешь и слова произнести пока лучатся улыбки пока другие говорят потому что ветер их одарил словами мир не останавливается