Вдалеке показалась белая «газелька» с номером 25. Как рыба, она лавировала меж остальных машин. Кристина подняла руку, заметив, как тот же жест выполнила стоящая за спиной старушка. Девушка живо представила, как и в без того переполненную маршрутку начнёт заползать эта бабулька, таща за собой свои невообразимых размеров тюки, сохраняя при всём прочем невозмутимое выражение лица; среди пассажиров пронесётся ворчливый шёпот, некоторые в открытую заявят, что бабушке стоит подождать автобуса, где места побольше, однако старушка только махнёт рукой на эти возражения… «Газелька» остановилась, и Кристина мигом запрыгнула в салон; старушка осталась на остановке – сказала, не её номер. Следом за Кристиной зашёл парень. Женщина с белым лицом всё так же сидела на скамейке, невозмутимая, она даже, наверное, не обращала внимания ни на что вокруг. Сидела, как замкнутая в себе, как психопат. «Газелька» поехала дальше.
Ложный выбор
Закрыла дверь, быстрым шагом проскочила между рядами и села на средний ряд позади двух парней, один из которых был одет в цветастую рубашку, будто только что приехал с курорта. Мужчина в пиджаке вышел обратно к доске и продолжил рассказывать об устройстве ВолГУ, как здесь проходит учёба, кто такие кураторы, как проходит сессия… По лицам одногруппников можно было предположить, что сейчас они думают о чём угодно, и особенности учёбы в ВолГУ занимают их сознание в последнюю очередь. В левом ряду, дальнем от окна, сидело четверо парней, сбившихся в отдельную стайку, иногда они о чём-то перешёптывались и смеялись, на всех были белые рубашки и чёрные или тёмно-синие джинсы, дресскод, по универсальности могущий поспорить с постулатами классической физики; среди стайки выделялся рослый парень, даже за столом превышающий остальных в росте, с короткими волосами чёрного цвета и крепкими большими руками, когда он смеялся, рот будто складывался внутрь лица, обнажая зубы, словно те выезжали немного вперёд, и смех звучал как из репродуктора.
Сидящий рядом с парнем в цветастой рубашке паренёк в зелёной футболке, щуплый и долговязый, голову которого украшали взъерошенные локоны сухих и кучерявых волос каштанового оттенка, обернулся к Кристине – у него было маленькое смуглое лицо, как у мальчика, только что пошедшего в школу, с острыми скулами и немного впавшими щёками; он улыбнулся ей – кожа, такая же сухая на вид, как и волосы, сложилась маленькими складками в уголках рта, словно её растянули по черепу, – и шепнул:
– Привет!
– Привет.
Карие глаза влажно блестели. Кристина видела в них собственное отражение, закруглённое и будто политое затеняющей краской; она вновь почувствовала на себе не отстраняющий или оценивающий, а трогающий и облекающий взгляд; она поняла, что этот паренёк, которому навскидку можно было дать лет десять или двенадцать, и бросал на неё такой взгляд, пока она, оторопев, стояла стоймя в дверях аудитории. Паренёк влюбился в неё без памяти. Она знала такие взгляды и нередко становилась их объектом, и почти всё время оставляла их без внимания. Этот взгляд она так же хотела проигнорировать, однако, поскольку паренёк не решался произнести что-либо ещё, помимо «привет», оставалась надежда, что проблема решится сама собой. Паренёк опустил глаза и отвернулся. Любовь для такого мальчика, как он, сюрприз, о котором последний не имеет никакого представления, в отличие от той же стайки, продолжающей говорливый, прерываемый глупыми смешками, шёпот – и тот рослый парень, и остальные, рассаженные вокруг него, как грибы вокруг дерева, встречались с девчонками, у каждого из них, по крайней мере единожды, был секс, и все они прошли выучку, как надо подкатывать, флиртовать, ухаживать. Может быть даже, этот парёнек впервые по-серьёзке втюрился и жаждет теперь разразиться тирадой, как обожает и боготворит Кристину, но осмелился только на то, чтобы сказать «привет». Трудно представить, какие эмоции бурлят в этом слове, но каким бы невообразимыми они ни были, в общем, они такие же как и у всех людей, которые когда-то влюблялись впервые в жизни. Мальчику будет сложно свыкнуться с мыслью, что любовь не сияет опознавательным знаком на одном-единственном, избранном объекте любви ведь это избрание высшего порядка случай это судьба, а перескакивает с одного тела на другое, как пучок энергии, одушевляющий то один, то другой предмет. Впрочем, состояние души, в котором находилась сейчас Кристина, мало чем отличалось от того, в котором пребывал мальчик; оба испытывали томление любви, незрелой и в какой-то мере убогой, и оба пытались одновременно спрятать и обнажить свои чувства, разница же заключалась только в спутанности адресатов.