Бегущая строка
Тем временем день накалялся; в пляшущем по салону сквозняке можно было угадать нотки приближающегося суховея. По лицам пассажиров тёк пот. Особенно смешными выглядели бабушки, которые раз за разом вытирали платками кожу, а капли вонючего пота так и лезли сквозь поры, словно заключив пари с человеческим терпением. Кристина сама чувствовала, как мокнет спина и как лифчик превращается в прилипчивое, неприятное на ощупь существо, которое тщится в попытках поддержать её абсолютно малых размеров грудь. Женщины! Бюстгальтер – это наручники! В этом виноваты только мужчины. Лифчик – это символ закрепощения, а мы, прекрасный и сильный пол, куда совершеннее этих дикарей, рабы(ни) цивилизации. Кристина прокручивала в сознании картину того, как шагая по волгоградской набережной, она срывает с себя лифчик, а женщины всего мира скандируют ей как отцу, вернее, матери, революции. Бред чистой воды. Джинсы начали тереть кожу. Трусы немного подсохли, но всё равно оставалось ощущение, что Кристина сидит на пакете с вяленой рыбой, и только сквозящий по салону поток воздуха не давал застояться запаху, хотя соседка слева, которая уже давно прервала свой разговор по телефону и попеременно боролась с развевающимися бардовыми локонами, под конец просто заколов их на затылке, иногда морщилась, как и Кристина, улавливая нотки кисловатого запашка: когда её лицо скукоживалось, словно центрируясь к носу, а ноздри раздувались, соседка напоминала ищейку, и Кристине становилось не по себе, словно она действительно едет бок о бок с полицейской собакой. Она вынюхает, обязательно вынюхает. Что у вас там? Да так, ничего… Кристина сглотнула. За окнами проскальзывали степи, как листы бумаги, или папируса, свёрнутого в свиток, а теперь разворачивающегося и разворачивающегося и разворачивающегося; степи напоминали строку стихотворения, которая не знала, где ей оборваться, плетение бесконечного узора, узор сам себя плетёт, тут уж всякий объект будет скорее грезой пространства, производным его умения плести всё что угодно, чем всунутым в это пространство предметом. Скорей бы приехать. Скорей бы эта дорога закончилась. Пусть этот ад на колёсах помчится дальше, но только без моей никчёмной душонки. Снаружи ад обещал быть не более милостивым, но хотя бы не придётся пребывать в тесном окружении изнывающих от жары лиц, на каждом из которых читалось желание сделать глоток воды, а следом выпить всю Волгу, потому что в палящий зной вода является прóклятым объектом, и всякое тело этот объект проклинает неутолимой жаждой.
Go back in the water
Поднимаемся по эстакаде. Мчащийся мимо свет зданий – сигнальные огни взлётной полосы, и машина вот-вот прорежет небо и проткнёт безмолвную ночь, взмыв в самую высь. Но вместо этого незаметно для себя я сам проваюсь в темноту и прихожу в сознание после лёгкого толчка в плечо. Открываю глаза.
– Спартановка, – сказал водитель. – Куда именно тебе надо?
– А… – хрипло выдавил я из себя. – Где девушка?
– Вышла на Тракторном.
– Хорошо.
Я осмотрелся. Мы стояли на улице Кропоткина. Мой дом находился поблизости. Расплатившись с таксистом, я вышел из машины.
Когда такси умчало вдаль, я пошёл домой. Сколько было времени, я не знал, но почти все магазины по пути были закрыты, а прохожих не было. Дул холодный ветер, и кожа покрылась мурашками. Всё, чего я хотел, это свалиться в мягкие простыни в тёмной комнате, закрыть глаза и перестать существовать. Надеюсь, родители спят. Воняющий перегаром сын, переступающий порог квартиры в неизвестном часу ночи – не самый приятный подарок.
Здесь я закончу. Я добрался до дома. И родители спали. Судя по всему, крепко, раз их не разбудил мой шум. Я уснул. Это было совершенно пустое, как Марианская впадина, сновидение, и рассеялось оно в мгновение ока, как только прозвенел будильник. Меня ждал новый день, а также головная боль и тошнота, которые я забил дозой обезболивающего.