Подошёл момент, когда первокурсников, наконец, пригласили войти внутрь университета.
На будущее
– Эй! Привет!
Кристина сначала не поняла, что обращаются к ней.
В принципе, каждый из этих людей, пусть даже в иных условиях, не переставал походить на нечто смазанное и трудно узнаваемое. Каждое тело как мешанина, как туман – вне каких-либо примечательных черт и характеров.
Ей протянули бутылку пива.
– А что здесь? – спросила она.
Высокий парнишка с короткой стрижкой, почти под ноль, рубашка выглядит на нём довольно забавно.
– Ну, посвят, – ответил он с некоторым недоумением, будто не ожидая от Кристины такой неосведомлённости.
Он так и продолжал стоять, с протянутой рукой, пока Кристина, наконец, не взяла бутылку. Ещё холодное стекло привело девушку в чувство: всё происходящее приобрело другие оттенки, словно данное прикосновение служило ключом к происходящему шабашу. И, похоже, на этот момент она была единственной девушкой на празднике.
– Эм… А тебя как зовут?
– Кристина.
– А я Вова. Остальных не видела?
– Вас типа ищут.
Кристина открутила крышку. Горлышко послушно пшикнуло, и в памяти тут же проявился выпускной вечер. Танцы, рассвет, слова на будущее. Сразу возникло щемящее чувство нерешительности и страха, словно вот-вот Кристине вновь придётся сесть в поезд и под наущения родителей отправиться в Москву, чтобы провалить там всё, что только можно. Время сгустилось и всплеснулось в одном-единственном звуке открывшегося пива, к горлу подкатил комок, стало невыносимо скучно, как если бы мгновение внезапно вместило в себя всё время мира и обрушилось на эту скукожившуюся почву, захватило девушку в непробиваемом корпусе и всё, что ей оставалось делать – куковать в этом корпусе без каких-либо надежд, что поверхность корпуса когда-нибудь даст брешь. Это было похоже на то, что почувствовала Кристина в общаге, но сейчас переживание сильнее и точнее сплелось с её жизнью, и она поняла всю судьбоносность своего положения – лабиринт, саркофаг, этот город без истории, без фундамента, где-то посреди плоской, плоской настолько, что граничит с абстракцией, земли. Город без места, без координат, в безвоздушном пространстве, где нет ни верха, ни низа, но только вечно лучащееся светило и нестерпимый жар. Она глотнула пива. Горький напиток успокоил её.
– Ищут? Мы же сказали, что надо свернуть. Хотя ладно, найдутся. А ты что? Ты кто вообще?
Вова засмеялся.
– С вами учусь.
– А да, точно, ты ещё опоздала на собрание.
– Ага. Что было до того, как я вошла?
– Ничего такого. Ты практически ничего не пропустила.
– Угу.
Разговор не ладился. Кристине он казался чем-то вроде налога на пиво, которое её всучили. Деловая формальность. Она делала один за другим глотки, перебрасываясь с Вовой бестолковыми фразами. Он ей не нравился. Какой-то бесполезный парень. Одет как-то не так. Говорит невпопад и, как бы ему ни хотелось, не смешно. Беседа начала утомлять девушку, и она стала отходить от Вовы, что со стороны, наверное, выглядело нелепо и комично. Вова будто и не замечал, как мелкими, ползущими шажками Кристина удаляется от него. Заметив слева от себя свободное местечко в тени дерева, она направилась туда. Скоро, к счастью, кто-то окликнул Вову, и Кристина быстро добралась до деревца. Скинув рюкзак, девушка села прямо на землю, сложив ноги по-турецки, и продолжила пить пиво.
Бесконечности
Справа находилось здание общежития – громадина в пятнадцать этажей у подножия холма, единственное в своём роде, потому что в округе поблизости не было столь убогих и серых на вид зданий, как это, словно явившееся из чьих-то кошмаров. Это уже предмет древности. Храм Зевса или Сфинкс. Сложно вообразить себе, что это чудо вообще было когда-то построено; оно пребывало здесь всегда и пребудет – присно и во веки веков. Кристина уже не знала, чем себя развлечь, потому что дорога наверх начала утомлять её. Вперёд! Вперёд на холм! Вперёд – в будущее! Вперёд! Вперёд! Сколько необходимо шагов, чтобы исходить всю бесконечность? Для этого, видимо, требуется бесконечное количество шагов. Кристина прикинула: даже если сложить все шаги бредущих вместе с ней людей, бесконечность всё равно останется неисхоженной. «Может, хватит уже высчитывать», – сказала она. «Правда, хватит», – согласилась она. Из их слов можно было сделать вывод, что числа не имеют значения, то есть, это просто числа, как линейка – это просто деревяшка с нанесёнными на ней зарубками с обозначениями длины. Числа – орудия лишённого смысла бегства. «Не убежишь», – сказала она. «Не убегу», – согласилась она. Бесконечность не растягивается в протяжённости. Бесконечность сближает, потому бесконечность бесконечна. «Предположим, бесконечность возникает в тот момент, когда возникают числа с намерением отделиться и отсчитать пространство, обособляющее тебя», – сказала она. «Выходит, бесконечность не существовала до чисел», – добавила она. «Выходит, до чисел существовало что-то, что было исполнено собой, то есть одно, целое», – подытожила она. «Да, это так», – согласилась она. Между ними повисло молчание. Имеет ли смысл, куда двигаться? Разве что – вниз, к воде, идти же в остальных направлениях бесполезно, везде – земля, безвременная территория, настолько громадная, что время здесь валяется, как забытая или потерянная вещь, как старая фотография, как пустошь, или одна из тех ржавых конструкций, что населяют пустоши. В пустоши всё пустошь, какую гадость туда ни брось.