— Тот, что в Морейа. Мне показал его Пюиг.
— Вот-вот, и Пюиг тоже… Ну, ладно… Так вот. Муссю Майоль ехал в гости к одному парижскому художнику — не то Бюфи, не то Тюфи. Машиной правил перпиньянский врач — машину-то ему дали, но сказали при этом, чтобы он был поосторожнее с управлением. Ну, он и потерял управление. Муссю Майоль умер двадцать седьмого.
— Он ехал к Раулю Дюфи, своему другу.
— Пусть будет Дюфи. Вы у нас несколько дней пробудете?
— Я остановился в «Каталонской».
— А, у капитана Бенуа! Красавец мужчина, что и толковать! Пошел в Сопротивление в сентябре месяце? Приходите ко мне! Я держу гараж при въезде в Перпиньян. Потому-то эта зараза и заговорил про шины! Я женился на девушке из Сальса. Aïe mare mia![131] Я рад, что снова вижу вас целым и невредимым. Потому как, между нами будь сказано, с этим Пюигом у вас было не так уж много шансов выпутаться!
Эме хочется что-то сказать. Но он не в силах.
— Знаете, поначалу-то я злился на вас из-за Анжелиты. Она ведь была скорее моих лет, чем ваших. Или чем этого датчанина! Вот шлюха-то! Правду говорят — пусти козла в огород!
Это был один из вопросов, которые жгли Эме. Анжелита?
— Муссю Майолю удалось вытащить ее из Крепости. Он ведь был добрый — это-то ему и повредило. Господин майор, уж лучше… уж лучше я вам скажу… Тогда вы приехали к нам слишком рано. А теперь слишком поздно.
— Стало быть, я должен уехать?
— Простите. Я этого вовсе не думаю. Мы, каталонцы, так плохо понимаем друг друга, что чужие нас и вовсе не понимают! Ведь мы французы. О да, мы французы. Но существует язык. Думаем мы не по-французски. Это — гимнастика для мозга. И эту нашу неуклюжесть мы компенсируем гордостью. Той самой баньюльской гордостью, из-за которой теперь все пришло в расстройство. За исключением нескольких человек, о Майоле никто не решается говорить во весь голос. Эх, муссю Майоль!
Со стекол падают свинцовые капли; слышно, как ударяется о стол жетон.
— Ваш хозяин носил галльскую секиру, он состоит в Легионе бывших фронтовиков, он член «Презанс африкен» — и еще смеет упрекать муссю Майоля за дружбу с немцами! И был-то всего один граф Кесслер… Ну да, пруссак! Только в Берлине этого пруссака звали Красным графом, и умер он во Франции за два года до войны! Но попробуйте объяснить все это нашим игрокам в тарок! Ваш Антонио Вивес держится на плаву. По одной простой причине. Он всю войну работал на английскую разведку. Интеллидженс сервис! Что ему до нас, до нашей жизни, до нашей войны? Продажная душонка, вот он кто!
— Как умер Майоль? Расскажите, пожалуйста.
— Он работал над чисткой памятника на Большом острове. Как я уже сказал вам, доктор Николо из Перпиньяна повез его в Амели-ле-Бен.
Эме снова видит Палальду, взгромоздившийся на скалы поселок и маленькую бакалейщицу Алису, муж которой все не возвращался.
— Николо теперь важная шишка. Ведь это он вел переговоры между маки и отступавшими немцами, и эти-то переговоры и привели к освобождению Перпиньяна. Майоль это понимал — ведь у него арестовали сына. ФФИ[132] — Фифи их у нас называют. Они не посмели арестовать старика — так забрали сына. Вот, стало быть, Николо ведет машину, которую ему одолжил его любезный собрат. Он осторожен с управлением. Но когда ведешь машину, одной осторожности недостаточно. Управление потеряно, и они врезаются в платан! Майоля поспешно отвозят в клинику Николо, в Перпиньян. У него сломана челюсть — это в восемьдесят-то два года! Да еще приступ уремии. Он умер в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое сентября. Похороны были в Баньюльсе. На хуторе. Сборщики винограда были на виноградниках — на майолях… Так вот, в тот день, когда проходила похоронная процессия, люди закрывали ставни! Нас было человек пятнадцать — тех, кто шел за гробом. А почему? Вообще-то почти всем баньюльцам плевать на эту самую «политику». Но сам Майоль никогда ни на чьи похороны не ходил. Вот вам и все.
Да, именно это и предвидела Дина, модель последней статуи Майоля — «Гармонии».
Оранец принес колбасу, оливки, анчоусы. Хлеб был чернее, чем при оккупации! Алжирец предложил им омлет с перцами. Он понимал, что сейчас эти двое начнут вспоминать своих покойников. А это всегда нелегко.
Сагольс посмотрел на Лонги и наконец решился:
— Я женился, когда Анжелиты уже не было в живых.
Майор и глазом не моргнул.
— Восемнадцатого августа прошлого года в департаменте не осталось немцев. Это произошло без особого шума. Шума не было уже давно. Оккупанты со временем поняли что к чему. Они уже не так громко орали свое «Эли! Эло! Получишь по…!». Они притихли. Надо было видеть их патрули на улицах, их опущенные головы в этих жутких черных фуражках! Эх, козлы! И про равнение позабыли! Ну, а Анжелита стала пить. Когда она вышла из Крепости, о ней пошла дурная слава. У нас плевали в морду девкам, которые спали с бошами, да и сам я думал о ней плохо. И вот шестнадцатого августа три офицера вермахта решили обмыть свой отъезд. Они взяли с собой Анжелиту, Симону, и еще такая у нас есть Армель. Они отправились пировать в Кане — там у них было свое казино. На следующий день всех троих нашли на пляже мертвыми — голые были, белые, как черви! Не очень-то это было красивое зрелище! Три девки убили их и удрали в горы, еще мундиры с собой захватили. Ну, когда немцы ушли, Симона и Армель вернулись и стали искать Анжелиту — они потеряли ее след. Видели бы вы тогдашний Перпиньян, особенно квартал святого Иакова! В этом-то квартале и жила Анжелита. Да вы и сами это знаете. Ну да, конечно, знаете! Улицы были увешаны транспарантами. На некоторых даже было написано: «Да здравствует полиция!» Полиция и впрямь работала недурно, но все-таки это было смешно. В тот день знамена были всюду. И вдруг они исчезают! Поговаривали, что немцы, попавшие в окружение в Нарбонне, снова спустились с гор, чтобы перейти к своему дружку Франко. Эх, козлы! И в этой неразберихе вдруг кто-то узнал Симону и Армель. Их хотели было обрить, но спас полицейский. Высокий такой мужик. Он знал Анжелиту и Симону. С самого начала Анжелита работала на него.
132
Forces Françaises de L’Intérieur — Французские Внутренние Силы, созданные в начале 1944 г. и объединившие все вооруженные силы Сопротивления — ФТП, деголлевскую Тайную Армию и др.