Эме подбегает к нему, хлопает его по плечу. Горилла не шевелится. Нет! Только не Горилла! Это временная слабость, могучие плечи приподнимаются. О сила воображения, выдрессированная пятью годами несчастий, как цирковая собака, которая прыгает сквозь все обручи! Горилла живехонек, потому и шум, как из погреба. Полифем плачет.
— Сагольс! Сагольс!
Горилла поднимает к свету бронзовое лицо с жесткими волосами, с львиным носом, омытое слезами лицо, на котором, словно агаты, сверкают глаза.
— Ах, это художник! То есть, простите, майор! Ничего, все в порядке!
— Я подожду вас на улице, старина.
В жилах Эме Лонги течет достаточно итальянской крови, чтобы понять: тот, кто смотрит на плачущего мужчину, неделикатен, плохо воспитан и не умеет жить.
Медленным шагом направляется он к Маренде. Толпа по-прежнему густая, но боги ушли.
Горилла догоняет его. Они идут в ногу. В Зеленом кафе они спрашивают вина. Сидя друг против друга, они тихо разговаривают. У них свой тарок — Папа, Император и Влюбленный. А ведь Линдауэр не ошибся, когда в последние дни решил, что маки передают друг другу сведения с помощью сарданы. Не ошибся, а?
— Сообщение всегда приходилось на четвертую сардану. Как только запевала флейта, наши ребята смотрели на танцоров — иногда из толпы, а чаще всего издали — в бинокль. Они считали чередующиеся шаги — длинные и короткие. Так получалась последовательность цифр. Это я давал танцующим канву. Сперва они не понимали. Они говорили ногами, сами того не зная.
— У вас был код?
— Каждое число соответствовало слову в книге. Испанский учебник.
Эме хохочет. Mi caso es suya! Здорово, однако, провел его мастер эспадрилий этой своей потрепанной книжонкой! И Пюиг! И священник Нума!
Они хлещут пурпурное вино, вино урожая 1944 года, — доброе винцо. В окно Эме видит назойливое подпрыгивание танцующих. Эти распускающиеся розы столь же необычны, как танец пилигримов в Обераммергау, в Баварии, или пляски дураков в Бенше. Пожалуй, можно прочитать и кое-что другое в вытянутых вверх руках, в определенном числе шагов — нерасшифрованные письмена, утерянную тайну древних религий, как полагал Капатас? И тогда расшифровка сарданы и ее секретов раскрыла бы смысл жертв, принесенных людьми, погибшими на войне, которая началась не в 1939 году — истоки этой войны теряются в ночи времен.
Деода де Северак говорит, что стук насекомых, ударяющихся о дорожную флягу пилигрима, пробудит мертвых в день Страшного суда. Сардана тоже самый настоящий суд. Одни раньше, другие позже, но всех нас призовут туда!
Сагольс много выпил. Этот новобрачный растроганно заговорил об Анжелите, которая осталась такой красивой, несмотря на седые волосы.
— А? — спросил Горилла; видимо, он был удивлен звуком собственного голоса.
— Я ничего не сказал. Или нет, вот что. Однажды Пюиг был один в Батерском руднике. Он читал. Когда я вошел, он спрятал книгу. Учителя не прячут книги друг от друга — это не полагается. Он протянул ее мне. Я был поражен. Я выписал оттуда кое-что.
Эме Лонги вытаскивает из кармана куртки бумажник. В военное удостоверение засунута пожелтевшая визитная карточка.
— «Группы молодых людей образуют грациозный хоровод. Юноши и прекрасные девушки берутся за руки…» Тут надо обращать внимание на каждое слово… «И предаются веселью танца». Группы, хоровод, сплетенные руки — забавно, не так ли? Особенно сегодня вечером…
Он продолжает читать Горилле, тот даже сморщился — до того внимательно слушал.
— «Иногда, проворно двигая ногами, они заставляют хоровод кружиться с такой скоростью, с которой гончар вращает свой круг».
— Я хочу списать это! Я вставлю эти слова в рамку и повешу на стене «Первых тактов».
Неутомимая сардана все кружится.
Баньюльс — это большой глиняный кувшин черного цвета, на котором вырисовываются красные фигуры танцующих.
Эме Лонги с любовью смотрит на Гориллу.
— Да Я спишу тебе этот текст. И поставлю под ним имя автора. Этим словам три тысячи лет. Человека, который написал их, звали Гомер.
Тридцать лет спустя
В этом романе история и вымысел переплелись в конце концов столь тесно, что теперь я и сам уже не отличу одно от другого.
Но зачем же было идти таким путем, почему было не рассказать подлинную историю партизанского отряда С Канигу?