Её стенки сжимались и массировали мужской язык так, словно это был член, омывали его своими сладкими соками. Иногда давление становилось таким сильным, что Дэйву едва удавалось преодолеть его мощью своих лингвальных мышц, но он всё равно продолжал выписывать вокруг внутри жаркого пчелиного лона, вылизывая оргазм. И его великие старания были вознаграждены.
Аýра всё-таки позволила ему кончить! Изначально по её замыслу, они должны были прийти к финалу одновременно, но почувствовав, что возлюбленный начинает «обгонять» её, в этот раз она не стала препятствовать. Нет, она продолжила сосать ещё яростнее. Дэйв чувствовал растущее давление в яйцах и понимал, что в этот раз ему позволено будет освободиться. Он приближался к пику, но никто не удерживал его. Напротив – теперь пчелиный рот даже помогал ему, быстро-быстро вибрируя вокруг его члена.
Несколько растянувшихся на вечность секунд и Дэйв кончил, выгибая спину. Потоки семени залили рот Аýры, которая ничего не имела против и тут же принялась жадно пить его. Мир вокруг него полностью побелел от интенсивности ощущений и на несколько минут Советник переспал существовать, выброшенный возлюбленной за грань бренного Бытия – прямиком в Нирвану, быть может.
После возвращения в своё тело, Дэйв первым делом почувствовал, как апианка массирует его член, слизывая с него остатки мёда и семени. Это было приятно, но в то же время наталкивало на определённые мысли. Ведь не смотря на мощнейший оргазм его орган нисколько не потерял жесткости и, если не брать в расчёт болезненную чувствительность, был готов ко второму раунду. Не будучи садисткой, Аýра позволила любимому короткую передышку. Легко соскочив с кровати она взяла со столика колбу для образцов и отрыгнула в неё извлечённый генетический материал. Апианки были практичны и не допускали пустой траты ресурсов.
— Знаешь в чём проблема марафонных занятий любовью? – весело осведомилась она, пряча, добавляя в колбу консерванты, предназначенные сохранить его семя жизнеспособным. – Кончить во второй раз будет тебе уже гора-аздо труднее, чем в первый.
Дэйв мог бы ей возразить, но на его стержень снова закапал мёд. Густой, тёплый, обволакивающий и влажный – он унёс боль, подготовив мужскую плоть к тому, для чего она была предназначена. Поэтому стон, сорвавшийся с губ Советника, когда женщина-пчела оседлала его, приняв внутрь себя, был стоном удовольствия, а не страдания. Аýра больше не пыталась доминировать над ним и теперь просто лежала сверху, нежно прижимая их тела друг к другу. При этом ловко играла стенками своего влагалища, медленно но верно приближая Дэйва к следующему пику. И в миг тот достиг его, белая вспышка экстаза сменилась тьмой беспамятства…
Когда он проснулся Аýра уже оделась и ушла, вернувшись к своим обязанностям. Зато рядом с ложем обнаружилась их дочь, выглядевшая уменьшенной копией матери. Такая же золотая, длинноволосая и утончённая. Даже фасон платья был таким же, хотя отсутствие перфорации делало его куда более скромным. Дэйв смотрел на неё, оторвав голову от пружинистого материала, и не мог найти в этой юной самочке сходства с собой. Ни в чертах лица, ни в поведении. Даже количество конечностей не совпадала. И если бы он не был с Аýрой на протяжении беременности и не присутствовал при родах, ни за что не поверил бы, что она – его дочь.
— Пап, – приятным, с жужжащими нотками, голосом начала она. – Мама сказала дать тебе это, когда проснёшься. Вот, выпей.
На чёрном шестиугольном подносе, украшенном жёлтой гексагональной сеткой стояла высокая шестиугольная трубочка с белой жидкостью. Маточное молочко, чтобы восстановить силы, и свернутая бумажная записка со словами «Ты прелесть. Люблю тебя».
— О! Спасибо, – во рту у Дэйва действительно пересохло, поэтому он с благодарности принял подношение, залпом опрокинув в себя жидкость. Густая и жирная, как молоко, она обладала неповторимым, кисло-сладким вкусом, и бодрила словно вода в жару.
Во всяком случае, так теперь его тело воспринимало эту удивительную субстанцию, оказывающую преобразующее воздействие на организм. Именно маточное молочко дало обычным трутовкам способность к деторождению и увеличило сексуальную выносливость Дэйва, превратив его чуть ли не в секс гиганта.Со временем он привык к нему, но когда попробовал в первый раз, то нашёл вкус неописуемо-восхитительным и чуть было не потерял сознание всего от с одной ложечки удивительного продукта.
Пчёлка улыбнулась, посматривая при этом на экран планшета, который держала во второй паре рук. Это заинтересовало Дэйва. Ведь не смотря на занятость он старался уделять внимание своим многочисленным детям и интересоваться, чем там он увлекаются.
— Что делаешь? – спросил он, заворачиваясь в золотую простынь. Одежды на нём по-прежнему не было а он не хотел предстать голым пред дочерью. Это было бы неправильно. Ведь даже попав в общество инсектоидов Дэйв планировал оставаться человеком. И своим детям пытался прививать человеческие черты. В будущем это могло им пригодиться при установлении контактов с людьми.
— Изучаю анкеты кандидатов. Советница Веспе́ра вернулась из пустошей с грузом самцов вот я и решила присмотреться к ним.
— Тебе ещё рано о таком думать, Эруа́на, – стараясь не быть слишком жестким отрезал мужчина. – Дай-ка сюда этот планшет.
— Почему? Мне скоро исполнится восемнадцать, – заявила апианка даже не думая подчиниться. – Городу нужная моя матка.
— Нет. Поверь мне. Не нужна, – торопливо заговорил Дэйв, спуская ноги с кровати и путаясь в простынях. – Нэйрверсу нужен твой ум и идеи, а не репродуктивные органы. Для размножения нас хватит и Маточника. А если что-то случится мы сделаем новый.
— Но многие из моих сестёр уже нашли своего человека, – не сдавалась юная особь. – Почему им можно, а мне «ещё рано»?
— Потому что они нашли достойных кандидатов, – кое-как завернувшись в шёлк он все же встал на ноги, отняв у неё планшет.
— Но среди них тоже могут оказаться достойные! – возразила золотоволосая. И в этом был смысл. С приходом Дэйва в Нэйрверс апианки установили дружественные контакты с соседними поселениями. Криогенное убежище, в котором он коротал время после войны, было не единственным. Многие из них тоже оказались уничтожены,но некоторые и уцелели. Когда пришло время открыться, люди покинули их, чтобы начать жизнь заново. К том уж, часть населения смогла пережить катастрофу и безо всяких убежищ. Отсидевшись вдали от крупных городов, подвергшихся ядерной бомбардировке, они, впоследствии создав собственные общины.
Долгое время апианки мало интересовались делами соседей, ограничиваясь пассивным наблюдением и,время от времени позволяя себе похитить заинтересовавшего их человека. И по правде сказать, теперь мало что изменилась. Всё, что удалось Дэйву – заключить пакт о ненападении и наладить какое-никакое общение. Люди всё ещё опасались пчёлок, считая их мутантами, но время от времени отправляли к заселённому ими ущелью выбранного гражданина, надеясь обменять его на мёд и знания, которые позволили бы им процветать. А иногда апианки и сами облетали окрестные поселения, в надежде набрать добровольцев из числа молодых мужчин, готовых стать их супругами. Присоединиться к улью и прожить здесь всю оставшуюся жизнь. Апианки тщательно охраняли свои секреты, а потому не могли позволить человеку покинуть пределы своих владений, после того, как он пересёк их.
Однако, даже не смотря на только жёсткий запрет желающих всё равно находилось не мало. Пчелиные супруги, или как их здесь ласково называли, «производители» проводили свои жизни в комфорте и роскоши, окружённые любовью апианок, выбравших их своими супругами. При этом у одного парня вполне могло быть несколько возлюбленных, составляющих его личный «гарем». Ограничение на количество, конечно было введено, но весьма лояльное – не больше пятерых самок на одного самца. Шесть в сумме.
Обычно, присоединившиеся к улью парни довольно быстро привыкали к новой жизни и счастливо справлялись с обязанностями трутней. Эти дурачки реально думали, будто что-то из себя представляют, тогда как на деле их просто использовали. Кормили и ухаживали как за племенными бычками. Бычок должен был быть счастлив, чтобы производить семя поэтому апианки стремились по максимуму снизить уровень стресса роскошью, вкусной едой и ласковым обращением. А чтобы их «возлюбленные» были более податливыми, опаивали их меропой, усиливающей сексуальность. В результате человек не мог думать ни о чём, кроме еды и секса.