- А рондо мы так и не сыграли!
- Ничего, сыграем в другой раз.
Они свернули за угол и поднялись по переулку к табачному киоску, и дальше - вдоль шоссе - до светофора. Пьер опустил голову и еще ниже надвинул капюшон. Из-за дождя и обеденного часа прохожих на улицах было мало, да и те спешили поскорее оказаться под крышей.
У Пчелки промокли косички и в сапожках хлюпала вода. Ей хотелось домой, к маме, но она боялась рассердить этого странного учителя.
Они взошли на пешеходный мост, перекинутый через скоростную дорогу. Стало еще холоднее. Порывисто дул ветер, и студенистые тучи, казалось, можно было горстью зачерпнуть с неба.
- Понимаешь, Леа, - говорил Пьер, - ты хорошая девочка, и я ничего против тебя не имею. Я бы с удовольствием учил тебя музыке и радовался твоим успехам. Мы могли бы стать друзьями, да. Но твои братья - они от меня не отстанут. Они уже убивали меня один раз - и будут убивать снова, из-за тебя. Не знаю, отчего так вышло, но один из нас должен уйти. Так связалось в мире, не знаю почему, что нет в нем больше места для нас двоих. Но я не хочу, чтобы уйти пришлось мне.
С этими словами он взял Пчелку на руки - она оказалась очень легкой. Все ее несыгранные концерты, и надежды родителей, и абсолютный музыкальный слух, любопытство и восхищение, и любовь к кошке Лауре, и солнечный свет на асфальте, и мамины обеды, и папина гордость - все это почти ничего не весило.
Пьер Ковальский подхватил ее коротенькую жизнь, и поднял над ограждением пешеходного моста, и, как сумку через забор, швырнул с двадцатиметровой высоты под колеса машин.