К удовольствию Лиззи, ее слова, несомненно, выбили Селию Бэннерман из колеи, и, воспользовавшись этим преимуществом, девушка бросила на стол перед ней письмо. Лиззи, утром получив это письмо, приберегала его на вечер как спасение от своих повседневных мук, а когда наконец прочла, то оказалось, что оно рушит ее жизнь — рушит до самого основания. Девушка нетерпеливо поглядывала на Бэннерман, пока та не торопясь читала письмо, возвращаясь то к одной, то к другой фразе, и не понимала, как она могла уважать эту женщину и как могла ей доверять.
— Джеральдин не должна была вам всего этого рассказывать, — дочитав письмо, невозмутимо произнесла Бэннерман. — Она поступила безрассудно и безответственно, и мне жаль, что вы узнали обо всем этом таким именно образом.
— Она должна была мне это рассказать! — выкрикнула Лиззи в бешенстве оттого, что в голосе Селии Бэннерман не почувствовала и капли раскаяния. — Не сваливайте свои промахи на нее — она ни в чем не виновата. Похоже, среди тех, кто меня окружает, Джеральдин единственная говорит мне правду, и, слава Богу, она мне это сказала. По крайней мере есть хоть один человек, которому я могу доверять. — Лиззи умолкла, а потом заговорила снова, но уже гораздо спокойнее. — Судя по вашим словам, то, что в письме, правда? И вы все это время знали о ней?
— Да, это правда, и я понимаю, как тяжело вам теперь, но…
— Вы все понятия не имеете, что я переживаю. Вы все считали себя такими умными — все за меня в жизни решали и обращались со мной как с ребенком, — но теперь этому конец. Наслаждайтесь вашим драгоценным колледжем и вашей карьерой, а я в этой чертовой тюрьме не останусь ни дня.
— Бросьте глупить, Элизабет, и успокойтесь. Ну куда вы поедете?
— Я разыщу Джерри. Мы будем вместе. У нее есть деньги, и пока я не найду работу, она обо мне позаботится.
— Боюсь, что это невозможно. — Холодность, с которой Селия произнесла эти слова, напугала Лиззи. — Это письмо от Джеральдин — последнее.
— Что вы этим хотите сказать? С ней что-то случилось?
— Насколько мне известно, ничего не случилось, но ваши родители…
Лиззи посмотрела на Селию с презрением за то, что она, наперекор всему, продолжала пользоваться этим словом.
— Ваши родители и леди Эшби сошлись на том, что отношения между вами и Джеральдин носят… непристойный характер. И я должна заметить, что они правы.
Лиззи в изумлении уставилась на Селию.
— Вы считаете, что сможете нас разлучить?! — воскликнула девушка и, схватив письмо, поднесла его к самому лицу Бэннерман. — Вы, наверное, не знаете, но то, о чем она здесь пишет, — правда. Джеральдин меня любит.
Селия тихо рассмеялась:
— Вы, дорогуша, такая молодая, но все же должны понять: у Джеральдин Эшби есть обязательства. Вы думаете, что деньги решают любые проблемы, но это не так. Они нередко создают проблемы.
— Перестаньте, черт подери, обращаться со мной как с дурочкой! — поражаясь собственной смелости, вскричала Лиззи.
Но Селия Бэннерман продолжала отрицать все то, во что Лиззи верила как в непреложную истину, шаг за шагом разрушая ее веру в себя и ее способность бороться за свое счастье.
— У Джеральдин, точно так же как и у вас, нет никакой власти над своим происхождением. Она сейчас, вероятно, думает, что может распоряжаться собственной судьбой как ей заблагорассудится, но ее будущее уже предопределено и дочери прислуги в нем места нет. — Селия сделала паузу удостовериться, что Лиззи ее внимательно слушает. — И разумеется, в ней нет места ребенку убийцы. Мне неприятно говорить о подобных вещах, но поскольку вы сами затронули тему вашего прошлого…
Селия не успела закончить фразу, поскольку Лиззи стремглав вылетела из кабинета. Пытаясь сдержать слезы, она бежала по коридору мимо доски объявлений, возле которой сегодня утром нашла письмо, прямиком к себе в комнату. На лестничной площадке третьекурсницы, заметив ее, мгновенно прервали беседу, но никто из них не сказал ей ни слова. Лиззи, влетев в комнату, захлопнула за собой дверь и с облегчением подумала: как хорошо, что ее недолюбливают и сейчас никому из них нет до нее дела. Она резко выдвинула верхний ящик письменного стола и принялась перебирать сложенные в нем вещи. Пачка писем и фотографий лежала в самой глубине ящика, и то, что она их инстинктивно прятала — словно этого и следовало стыдиться, — похоже, подтверждало правоту слов Селии Бэннерман.
Когда час спустя она выходила из комнаты, все ее мысли были только о Джерри. За все годы их знакомства Лиззи ни разу не подвергла сомнению ее любовь, но осознав теперь, что значит такая любовь для Джерри, поняла, что должна с ней расстаться. Это прозрение ранило Лиззи намного сильнее, чем то, что она узнала о своей матери. Только поселившись в Энсти, Лиззи почувствовала, что такое тоска по близкому человеку. Теперь, когда рядом с ней не было Джерри, над ее жизнью нависла вечная мгла: девушка ощущала ее, ложась спать и просыпаясь утром, и мгла эта отступала, лишь когда в руках Лиззи оказывался конверт, надписанный знакомой рукой. Она могла бы перенести тоску по Джерри, если бы у нее оставалась хоть какая-то надежда, но жить во мгле нескончаемой печали ей было просто не по силам.