— Я уже собиралась оставить вам записку у администратора, — сказала Селия, — но теперь это ни к чему. Вы хотели, чтобы я что-то прочитала?
— Да, мой первый вариант, который мы на днях обсуждали. Мне бы хотелось, чтобы вы его прочли и подтвердили, что все описано более или менее точно. И еще, если у вас найдется время, у меня к вам есть несколько вопросов.
— Ну конечно. — Селия посмотрела на часы. — Если вам удобно, я могла бы поговорить прямо сейчас: я пока свободна. Вы переведете дух, и мы встретимся в гостиной, скажем, минут через пятнадцать?
Она развернулась и, не дожидаясь ответа, зашагала в комнату отдыха с той самой уверенностью в собственной значимости, за которую, как помнилось Джозефине, все студентки ее уважали и даже чуть-чуть побаивались. Лишь один-единственный раз Селии изменила ее уверенность, и то лишь на мгновения и при необычных обстоятельствах. Поэтому в ее присутствии Джозефина неизменно чувствовала себя не более чем школьницей. Она торопливо зашагала к лестнице, точно опаздывающая на урок ученица, и тут ее снова остановили — на сей раз мисс Тимпсон.
— О, мисс Тэй, я чуть не забыла!.. Подождите, я должна вам кое-что отдать! — В ее громогласном окрике явственно прорезался акцент жителя Ист-Энда. — Это прибыло для вас вскоре после полудня.
Она наклонилась, чтобы вынуть что-то из-под стола, и тут же вручила Джозефине роскошную гардению. Писательница взяла ее и протянула руку за сопроводительной карточкой.
— Простите, мисс Тэй, но это все. К ней не прилагалось никакой записки.
— А вы уверены, что это для меня?
— О да. Посыльный из магазина был абсолютно в этом уверен. Мне пришлось за нее расписаться.
— Но ведь никто не знает, что я здесь.
— Тогда, дорогуша, у вас, очевидно, есть поклонницы в нашем клубе.
Не было никакой нужды оборачиваться, чтобы догадаться, от кого исходило это предположение: нежный, притягательный, полный тонких намеков голос был неотъемлемой принадлежностью клуба и столь же дорогостоящей, как и его декор. Достопочтенная Джеральдин Эшби не была медсестрой и нигде не работала, но являлась одной из немногих женщин, выбранных в члены клуба с согласия совета, и роль ее носила исключительно светский характер. Мать Джеральдин каждый год выписывала чек на солидную сумму колледжу медсестер, обеспечивая таким образом дочери прочность ее положения. Самым большим достоинством Джеральдин были ее связи, и к светским обязанностям она относилась так же серьезно, как другие относились к своей работе. Никто не стал бы отрицать, что с ее приходом обстановка в клубе заметно оживилась. Коктейли Джеральдин — если не считать отель «Савой» — являлись лучшими в Лондоне, а все ее поступки отличались вызывающей смелостью и разряжали чересчур серьезную атмосферу клуба. Невозможно было не поддаться ее очарованию, ее всегда приподнятому настроению и ее, с налетом авантюрного шика, красоте. Она непринужденно блистала как в безупречно скроенном строгом костюме, так и в сшитой по последней моде вещице от Шанель. Забыв на минуту про свою спутницу — хорошенькую, но скучноватого вида блондинку, — Джеральдин лукаво улыбнулась Джозефине:
— Подумайте, ведь цветок могла прислать любая из нас. Так от кого бы вам хотелось его получить?
Джозефина знала по опыту, что стоящий ответ, с долей флирта и одновременно снисходительности, придет ей на ум лишь существенно позднее. Поэтому она, даже не пытаясь ответить, с таинственной — как писательница надеялась — улыбкой взяла в руку цветок и решительно зашагала вверх по лестнице. Судя по усмешке мисс Тимпсон, пересуды о том, кто являлся ее тайным обожателем, начались с минуты, когда цветок «переступил» порог клуба, и теперь Джозефина сама пыталась догадаться: кто же это все-таки был? Арчи? Пожалуй, нет — гардении не в его стиле; если бы он знал, что Джозефина в Лондоне, то не стал бы покупать такой вычурный цветок, а приобрел бы какие-нибудь попроще и принес их сам. Сестры Мотли тоже вряд ли бы на такое сподобились: сомнительно, чтобы Ронни хоть что-то в своей жизни сделала анонимно, а Леттис если когда и посылала Джозефине цветок, то обычно вместе с приглашением на обед. Может быть, Лидия? Для актрисы, которая едва сводит концы с концами, это непозволительная роскошь, однако Лидия известна своим транжирством и подобная экстравагантность для нее довольна типична. А вдруг Джеральдин была права и этот цветок послал кто-то из членов клуба? Не хватало только, чтобы в ее единственном убежище у кого-то зародились к ней двусмысленные чувства.