— Всё хорошо, — то ли спрашивает, то ли утверждает Юнги, слегка поглаживая оголённую из-за сползшей рубашки кожу. — Всё хорошо.
Какое-то время они проводят в уютной, ничем не обременённой тишине, но потом Чимин открывает рот и уже не может остановиться.
— Я не могу заснуть, — неожиданно для самого себя отзывается парень, после чего продолжает: — Мне каждый день снится он, улыбается, протягивает руки и зовёт с собой. Ну, сам понимаешь, куда. Какой-то сраный ситком, ей-Богу, в какой-то момент мне даже захотелось пойти с ним, ну так, чтоб проверить, что будет.
— Примета плохая — за мёртвыми идти, — флегматично замечает Юнги, ненавязчиво вплетая пальцы в волосы насыщенного пшеничного цвета. — Я могу тебе чем-то помочь?
Позднее эта фраза сыграет огромную роль в жизни Чимина, но сейчас он и не подозревает об этом, а потому кивает и, замявшись на пару секунд, добавляет:
— Хочу сбежать отсюда. Куда-нибудь подальше, к чертям собачьим. От воспоминаний, от боли, от него. Помоги мне, Юнги-хён, потому что я не знаю, куда от этого деться.
Чимину надоело плакать, поэтому всё, что у него получается — бессвязное бормотание и неосознанные поддавки чужой руке, всё ещё зарытой в его волосах. Юнги словно окутывает аурой спокойствия и умиротворения, есть что-то такое у него во взгляде, мимике и действиях. Чимин расслабляется, измученно прикрывая глаза, и чувствует, как истощённый организм мгновенно отзывается на предоставленный комфорт. Да, назвать его положение удобным трудно — они всё ещё теснятся на максимально небольшой кушетке, его голова неестественно вывернута в сторону большой по сравнению с его ладони, покрытой россыпью причудливых татуировок, но впервые за затяжной период кошмаров Чимин чувствует себя… пустым.
Свободным от волнений, слёз и нервных срывов. Свободным от таблеток, прописанных психологом, искусанных наволочек и изгрызенных до крови губ. Приятно-опустошённый, уставший, но наконец-то цельный и прибившийся к призывно зазывающему причалу, Чимин чувствует, как неумолимо проваливается в сон, и честно хочет предупредить об этом Юнги, но губы будто отказываются шевелиться.
— Я тебя услышал, — доносится до него будто сквозь вату, и лишь тогда измождённый организм позволяет процессам внутри небольшого тела на какое-то время отключится, даруя долгожданный покой.
***
180215 - Южная Корея, Сеул, 22:05
Чимин выныривает из забытья, отчаянно щурясь и механически хватаясь за раскалывающуюся пополам голову. Следуя первой мысли, пронёсшейся в голове, он, слегка покашливая и потягиваясь, тянет руку к аккуратно лежащему на прикроватной тумбочке телефону, разблокировывая экран и подавляя невольный вскрик при взгляде на время.
Начавший свою деятельность мозг услужливо подкидывает ворох воспоминаний, а вместе с ним и пищу для размышлений. Вместе с обрывками ночных кошмаров и ощущением лёгкого стыда у ошалевшего Чимина возникает несколько закономерных вопросов. Первый: каким образом он оказался в своей спальне, если точно помнил, что заснул на кушетке в коридоре? Второй: неужели он действительно проспал практически сутки? Ну и третий: куда, собственно, делся его спаситель?
Не успевает он как следует развить эти мысли, как дверь, до этого слегка приоткрытая, с лёгким скрипом отворяется, являя взору Юнги в чёрной футболке и иже с нею штанах, держащего в руках пакет с логотипом круглосуточной пекарни, располагающейся в нескольких кварталах от его дома. Чимин при виде старшего мгновенно подбирается, приосанивается и устремляет взгляд в совершенно по особенному мерцающие в приглушённом освещении комнаты, необычные, практически лисьи глаза.
— Доброе утро, — хмыкает Юнги, протягивая младшему упаковку, как оказывается, довольно свежих круассанов, и бутылку с чем-то, напоминающим ягодный морс. — Или, правильнее сказать, ночь? Я не хотел будить тебя, поэтому, пока ты спал, съездил за вещами в свою квартиру и по дороге захватил тебе выпечку в какой-то пекарне — у тебя в холодильнике мышь повесилась, а переживания просто необходимо заедать вкусной едой. Такое это дело… Энергозатратное.
— Вещи? — цепляется за проскользнувшее слово Чимин.
— Ага, — как само собой разумеющееся отвечает Юнги, а потом, сталкиваясь с недоуменным взглядом младшего, растягивает губы в улыбке. — Ты хотел свалить отсюда, и вуаля: моя машина уже внизу, так что тебе остаётся только взять вещи первой необходимости и доверить себя мне на ближайший… Хм, думаю, месяц.
— Месяц? — растерянно вздёргивает брови Чимин. — У меня же работа послезавтра!
— Ах, та работа, на которую я уже позвонил и выбил для тебя продолжительный отпуск? — невинно хлопает ресницами Юнги.
— Ты сделал что?! — ещё больше офигевает младший, вспоминая своего донельзя сурового босса.
— Расслабься, — машет рукой тот, — мне даже почти не пришлось привирать!
— Обалдеть, — бормочет Чимин, лихорадочно бегая взглядом по комнате. — Ты грёбаная Тинкербель, пришедшая в мою жизнь в мужском обличие, чтобы решить все мои проблемы?
— Может быть, — Юнги озорно подмигивает ему, после чего протягивает руку, помогая подняться и размять затёкшие от долгого лежания конечности. — Итак, ты готов? Я дам тебе время собраться и поесть, а также торжественно клянусь по окончанию нашего небольшого путешествия вернуть тебя туда, откуда взял.
Чимин слегка рассеяно кивает, поспешно впихивая в себя уже остывшую выпечку, после чего в некой прострации следует от кровати к шкафу, при помощи Юнги доставая из него вместительную дорожную сумку. Всё ощущается как никогда волнительно и странно, но Чимин понимает, что нуждается в этом путешествии, как не нуждался ни в чём все эти годы. Вне зависимости от того, куда они поедут и чем это вообще закончится, парень каждой клеточкой ощущает потребность сдвинуться с места, подхватить вещи и убежать от надвигающегося на него торнадо из давящих воспоминаний и чувств.
Возможно, когда-нибудь он научится с этим жить. Возможно, что не научится никогда. Так или иначе, идея провести в пути какое-то количество часов без знания конечной цели и точного плана на руках подкупает, а потому он, не раздумывая, наскоро кидает в сумку всё самое необходимое, после чего сигнализирует Юнги о своей готовности.
Они выходят на улицу, слабо освещаемую фонарями, и Юнги галантно открывает перед ним дверь серого BMW, в полутьме выглядящего не хуже знаменитого Хогвартс-экспресса. Чимина охватывает волна непонятного ему самому предвкушения, и он понимает, что впервые с его смерти чувствует что-то, кроме сожаления и отчаяния.
— Располагайся — это наш дом на колёсах на ближайший месяц, — будничным тоном сообщает Юнги, закидывая его сумку в багажник и усаживаясь на водительское сиденье.
Чимин оглядывает салон, вдыхая запах кожи и лёгкого освежителя воздуха. С машинами у него долгая и не самая приятная история, связанная со спонтанным укачиванием в зависимости от абсолютно непонятных ему факторов, однако ни в момент рассадки, ни после того, как Юнги мягко трогается с места, у него не возникает желания выблевать свои внутренности на панель управления, что Чимин расценивает, как хороший знак. Будто все звёзды сложились так, чтобы он мог сорваться в одну из самых безумных поездок в своей жизни, в компании одного из самых безумных людей.