Чимин откатывается к стене, отворачиваясь от старшего в твёрдом намерении ничего тому не объяснять. Проходит несколько секунд, или же парочка судорожных вдохов в пересчёте Чимина, когда к его плечу слегка прикасаются длинные пальцы, а в затылок выдыхают следующие слова:
— Чимин… Скажи честно: это был жест отчаяния, благодарности, или ты действительно… что-то ко мне чувствуешь?
— А что, если и чувствую? — решает идти ва-банк младший, перехватывая чужую руку и оказываясь с Юнги лицом к лицу.
— А то, — неожиданно тепло отзывается старший, — что в таком случае тебе достаточно было просто попросить.
Чимин прикрывает глаза, чувствуя, как к его губам максимально осторожно прикасаются чужие, а в волосы зарывается так нежно любимая им татуированная кисть. Юнги обращается с ним, как с хрустальной вазой, словно боится разбить или поранить, а Чимин охотно ластится к нему, как бездомный, напуганный котёнок, пытаясь вжаться в него, раствориться в нём, спрятаться от такого жестокого и недружелюбного внешнего мира.
В какой-то момент, когда воздуха в лёгких перестаёт хватать, а продолжать поцелуй становится просто невозможно, Чимин отстраняется от Юнги, зарываясь носом в его футболку. Старший хрипло смеётся, оставляя парочку едва ощутимых чмоков на чужой макушке, после чего переплетает их пальцы, второй рукой возвращаясь к не дающим ему покоя осветлённым чиминовым волосам.
— Ты не говорил мне о том, что тебе нравятся парни, — немного обиженно бурчит Чимин, не желая отрываться от ключиц старшего.
Тот хмыкает, принимаясь перебирать рукой чужие пряди, а затем всё же отвечает, напоследок оставляя на шее Чимина ещё один невесомый поцелуй.
— А кто сказал, что мне нравятся парни? — притворно-удивлённо уточняет он.
— Ради всего святого, Мин Юнги, если ты сейчас скажешь, что это было ошибкой… — Чимин отрывается от чужой грудной клетки, кидая на старшего полный ярости взгляд.
— И в мыслях не было, — поспешно отговаривается Юнги, утягивая Чимина обратно, к себе под бок. — Просто до этого мне действительно не нравились парни, хотя предубеждений по этому поводу особых и не было. Но когда я увидел тебя там, на похоронах… Ты был такой разбитый и беспомощный перед той сукой, что я посчитал нужным вмешаться, да так и не нашёл в себе сил бросить тебя и пойти дальше. Не знаю, в какой момент я понял, что то, как я воспринимаю тебя, выходит за рамки обычной заботы, но я хочу, чтобы ты знал одно. Ты — удивителен, Пак Чимин, и набор твоих гениталий не имеет к этому совершенно никакого отношения.
***
180301 - Южная Корея, Кванджу, 13:51
Чимин выходит из машины и вдыхает свежий воздух полными лёгкими: как ни крути, в жизни всё ещё есть мелочи, которым получается радоваться, и которые хотят, чтобы им радовались, тоже. Первый день весны встречает их в дороге, и есть определённое место в самом сердце Чолла-Намдо, ради которого они и оказались здесь по очень убедительной просьбе Чимина.
Первая за день остановка происходит рядом с полем: сейчас как раз тот сезон, когда земля постепенно сбрасывает своё зимнее оперение и реинкарнирует в яркое зелёно-жёлтое безумие. Юнги кивает Чимину, когда он говорит, что хочет немного пройтись, но сам остаётся стоять у машины, облокотившись на капот и закурив свои отвратительно пахнущие Dunhill — дурацкая привычка, развившаяся у него в ходе поездки. Чимин перебарывает в себе желание полезть целоваться: настолько эстетично выглядит старший со своими татуированными пальцами, обхватывающими сигарету, кожаной курткой, небрежно накинутой на плечи, и невыносимо задумчивым взглядом, устремлённым куда-то вдаль. Конечно же, он скоро вернётся, и, само собой разумеется, претворит свои желания в жизнь, но сначала ему нужно кое-что сделать.
Да, в Кванджу сейчас самый сезон для подобных прогулок: чем дальше он продвигается в сторону поля, тем явственнее видится спелая пшеница, которую с часу на час приедут скашивать и развозить по Корее, но далеко не она является предметом интереса Чимина. Судорожно бегая глазами по местности, он отчаянно вспоминает координаты одного старого дерева, на котором два совсем юных мальчика оставили свои инициалы, клятву в вечной дружбе и… любви.
Они с ним всегда были чуть большим, чем просто друзьями, но за всю недолгую жизнь одного из них никто так и не нашёл в себе сил перейти незримую черту, неизменно отделяющую друзей от возлюбленных. Бывало, что Чимин, как в случае с Юнги, ловил на себе его продолжительные взгляды, а он лишь отмахивался на встречные вопросы, не желая пояснять причины собственной задумчивости. Положа руку на сердце, Чимин не жалеет, что у них не сложились более тесные отношения: тогда ещё неизвестно, смог бы он справиться с потерей, свалившейся на него удушающим камнем, и смог бы он подпустить к себе такого понимающего и поддерживающего Юнги.
Для того, чтобы добраться до памятного дерева, у него уходит минут пятнадцать: небольшая зелёная зона посреди поля ничуть не изменилась с тех пор, как они, будучи совсем сопливыми мальчишками, бегали сюда с фермы Сульхён-аджуммы — чиминовой бабушки, у которой они нередко останавливались на каникулы. С тех пор, в самом деле, будто и не поменялось ничего: всё те же сваленные брёвна, имитирующие скамейки, и всё те же греющие сердце буквы «Ч+Д», расположенные аккурат там же, где он запомнил.
… И лишь Чимин, пришедший сюда, стал другим: детский блеск в глазах сменился горечью пережитых потерь, когда сначала мать, потом — Сульхён-аджумма, а затем и он покинули его, оставив наедине с ударами судьбы, выпадавшими на его долю с завидной регулярностью. Лишь сейчас, стоя лицом к лицу с местом, с которым его связывает так много удушающе-нежных воспоминаний, Чимин понимает, насколько свободным можно почувствовать себя, если просто отпустить.
Отпустить всё то, что причиняло боль долгими ночами, позволить умершим уйти на небосклон, присоединиться к бесконечному ряду небесных светил и наблюдать за теми, кого им пришлось оставить там, на Земле. Чимин не очень верит в теорию о жизни после смерти, однако в неё отчаянно верил он, поэтому младший искренне надеется, что его хён нашёл свой покой в «вечном сиянии», в окружении таких же светлых и хороших людей, как он сам. Подумав об этом, Чимин не выдерживает: улыбается, смеётся и плачет одновременно, выплёскивая из себя всё гнетущее, не дающее нормально жить, оставляя место лишь тёплым воспоминаниям и тёплым людям, один из которых наверняка уже извёлся, ожидая его у капота серой BMW.
Он смеётся, и в какой-то момент ему кажется, что Джонхён смеётся вместе с ним, ненадолго спустившись с небосклона, чтобы посидеть, как раньше, у старого дерева, и обменяться новостями.
Наконец-то Чимин чувствует, что ему совсем не больно от мыслей о старом друге.
Наконец-то он чувствует, что ему больше не больно произносить его имя вслух.
- Примечания -
1 | Канвондо — провинция в Южной Корее, с административным центром в городе Чхунчхон.
2 | Восточное море — альтернативное название Японского моря, используемое корейцами то ли из врождённой вредности, то ли из исторически обусловленной ненависти к японцам.