Гурин выходит на палубу покурить. Тихо, свежо. Небо чистое. На нем ослепительная кривулина месяца. И ярчайшие звезды. Он еще не видел в Сибири таких ярких звезд.
На берегу четко рисовался частокол стволов. Судно мокрое. С рубки, с тентовой палубы, с мачты, с поручней, с подвешенной шлюпки падают капли, они падают звонко, будто в пустой таз. От месяца поперек текучей воды извивается прерывистая сияющая лента. Вода редко, стеклянно-прозрачно булькает, шлепается о гулко-певучее днище, звучит осторожно, задумчиво, таинственно. С берега пахнет намокшими осинами. Сквозь их голые вершины видны низкие звезды, точно висят на ветвях дрожащие капли света…
В такой час и в таком месте Гурин еще не встречался с Обью…
Неожиданно ему почудилось всхлипывание. Или это о борт чуть-чуть хлюпает вода? Прислушался. Нет, это явно кто-то плачет. Не то ребенок, не то девушка. Гурин быстро пошел на этот звук. На низеньком кнехте кто-то сидел, охватив коленки, уткнув в них лицо. Гурин пригляделся, — Зоя.
— Что с вами? — тихо спросил он, осторожно кладя руку на ее взлохмаченные волосы.
Зоя схватила руку, прижалась мокрым лицом к ладони.
— Как я могла?..
Ладонь Гурина ощутила движения ее губ и горячее дыхание. Ладонь словно забрала пригоршню ее слез и ее дыхания. Еще не понимая, что произошло, он, умиленный этой взбалмошной молодостью, ее грозами, начал ласково уговаривать:
— Милая Зоя! Все не так уж страшно. Это вам сейчас все кажется страшным. Потому что вы молоденькая. Любовь, разлуки, потери, измены — да разве это трагедии в вашем возрасте? Все горькое пройдет, все темное забудется, все светлое начнется заново, — голос Гурина прозвучал неуверенно. А от своей наигранной бодрости он поморщился.
Зоя снова уткнулась в колени, сжалась комочком. И Гурин понял, что произошло. По-глупому не сберегла девчонка свою любовь… Так, походя, загубила, может быть, свое счастье. И теперь уже не простит себе этого всю жизнь.
Гурин молча закурил, не зная, что сказать. А над землей сверкали звездные письмена. Звезды были рассеяны не как попало. Нет. Они вычерчивали четкие геометрические фигуры: треугольники, линии, круги, зигзаги. Во всех этих фигурах чудился Гурину разум, словно кто-то начертал для землян эти звездные письмена, а они не могут прочесть их и от этого несчастны…
— Ничего, ничего, — забормотал Гурин, — может быть, все обойдется… Забудьте это, как будто ничего и не было… Молчите… Никто и не будет знать. Множество людей о чем-нибудь да и помалкивают. И ничего — живут… — Голос его опять прозвучал неуверенно.
Тут, не нарушая тишины ночи, бесшумно выплыло из-за островов сверкающее диво: длинный-длинный, двухпалубный белоснежный теплоход, осыпанный огнями — земными звездами. На этом теплоходе все спали, и он казался пустынным, и Гурину почудилось, что он живет сам по себе и плывет куда-то по своим делам, без людей — сам себе хозяин.
Накатились от него волны, и лунная лента разорвалась на клочки-блики, и они заплясали, забегали, вспыхивая и погасая, вспыхивая и погасая. А осины пахли и пахли, и этот запах Гурину казался сладковатым. И не верилось ему, что где-то есть большие, пылающие города и скопища людей в них. Нет всего этого, нет. Есть только дремлющая река, танец бликов, письмена в высоте, запах мокрых осин, да эта, запутавшаяся в жизни, девчонка…
3
Причалили к высоченному колпашевскому берегу, с крутыми дощатыми лестницами. Внизу у борта, среди нефтяных пятен и щепок, плавала стоймя пивная бутылка наполовину с водой…
Желто-черный лесовоз — по-стариковски грузный и медлительный — отводил от берега баржи с горами бревен, пах тайгой на всю Обь. К дебаркадеру скользнула белая лебедь с красными лапами — краснодонная «Ракета» на подводных крыльях — изящная и легкая в движениях, как плясунья. Черный, с белыми надстройками, приземистый, широкобокий, трубастый буксир «Толбухин» осторожно подталкивал к грузовой пристани узкую и неимоверно длинную, похожую на плавучий мост, баржу, заваленную углем. Ее борта едва выступали из воды. Серединой Оби прошел белый танкер с серебристыми баками. На них пламенело: «Курить нельзя. Огнеопасно».
Обь жила торопливо: кончалась навигация…
Вся команда вышла на палубу, ждали кэпа, так речники между собой называют капитанов.
Гурин уже успел со всеми познакомиться.
Вон матросы: хмурая, нервная Зоя и мужеподобная, крупнолицая Нюра. Она такая молчаливая, что Гурин сначала принял ее за глухонемую.