Филомена взяла утюг с плиты я разложила на куртке мокрую тряпку.
— В жизни не слышала такой глупости! Если тебе скучно, значит, пускай идет война. Нет, в жизни не слышала…
— Если тебе скучно, — сказала Агеда, — можешь играть, учиться… Ну, не знаю, что там еще. Умным мальчикам некогда скучать.
— Играть… — проворчал Авель. — А я не знаю, с кем играть. И потом, ничего мне не надо учиться. Я за первый класс все наизусть знаю: и арифметику, и географию, и историю…
— Тогда учи за второй. На чердаке целый чемодан учебников, остался от Романо.
— Как же мне учиться, когда учителей нет? — насмешливо спросил Авель. — Хоть все, что есть, выучи, толку не будет.
— Интересно узнать, что же ты делал в Барселоне?
Его глаза сверкнули.
— Ничего. Вот совершенно ничего! Каждый день ходил в киоск и читал газеты. Потом я шел на пустырь у нас рядом, и мы все играли в войну.
— Матерь божья! Сколько за это время горя, сколько людей перебито, а ему мало!..
— Ах, не обращайте внимания! — сказала Агеда. — Говорит чепуху, сам не понимает.
— Хорошо бы так! — воскликнула Филомена. — Только б беды не накликать…
Авель ушел из кухни, он был недоволен собой. Он не знал, что ему делать и о чем думать. Никому он не нужен, никакой от него пользы. Проходя через вестибюль, он увидел в тусклом зеркале дурацкого, белого Авеля; в электрическом свете лицо было длинное и щеки зеленые. Сам не зная почему, он принялся размахивать руками, строил жуткие гримасы, растрепал себе волосы. Ему было неудобно и плохо в рубашке, хотелось выскочить из себя, стать кем-нибудь другим.
— Авель, несчастный дурак, настал час твоих похорон.
Когда-то, где-то он слышал такую фразу и теперь произнес ее громко, с удовольствием. Двойник в зеркале кривил рот и выкатывал глаза. Авель обменялся с ним недовольным взглядом. Ему очень хотелось стать солдатом. Вот кому хорошо, думал он. На фронте происшествия, герои сражаются врукопашную, самолеты летают над войсками противника и возвращаются с астрономической скоростью.
Мимо тетиной спальни надо было идти тихо — у нее, чуть что, болела голова, от любого шума мог начаться приступ. Он прошёл по коридору на цыпочках и только в своей комнате вздохнул с облегчением. Кровать была завалена номерами журнала, он их полистал. Через несколько минут ему надоело, он лег на кровать и уткнулся носом в подушку.
После обеда он обычно заходил к Агеде, послушать сводку. Когда он проснулся, было как раз время. Еще не совсем очнувшись от сна, он пошел в ту комнату.
К большому его удивлению, Агеда, в оранжевом халате, сидела у приемника.
— Садись, — сказала она и милостиво ему улыбнулась.
Она очень старательно ловила какую-то волну; резкой струей врывалась музыка, потом — пи-и-и — треск — «…écouterez maintenant»[3] — «наши войска продолжают наступление в секторе…».
— Оставь так! — крикнул Авель. — Сводка!
Она не обратила внимания, как будто он ничего и не сказал. На часах с кукушкой было полвосьмого; Авель проверил по своим.
— Спешат на две минуты, — сказала Агеда.
Авель удивленно на нее посмотрел, подумал немного и решил вести себя так, как будто он действительно ничего не говорил.
— Они передают сводку, — сообщил он. — Я думаю, сегодня были большие бои…
— Война… — вздохнула Агеда, оборачиваясь к нему. — Вечно одна война. Да, Филомена права, тебя следовало бы держать взаперти.
Она устало улыбнулась и протянула ему флакон.
— Хочешь смочить волосы?
Авель собирался отказаться, но Агеда его опередила. Она налила одеколону себе на ладонь и провела рукой по его лицу и волосам.
— Нравится? — спросила она.
У Авеля, против воли, раздулись ноздри.
— Очень хорошо пахнет, спасибо.
Ему очень хотелось уйти, но что-то тут у нее было неладно — стоило разобраться.
Агеда поймала одну из барселонских станций (в приемнике загудело) и принялась водить гребенкой с серебряной ручкой по густым волосам.
Какой-то липкий вальс внезапно прервал молчание, и Агеда прикрутила приемник, чтобы не помешать матери.
— Вот, — прошептала она.
Авель стоял перед ней, ему было неловко, очень хотелось уйти, и в то же время он чувствовал, что тут что-то нечисто.
«…нашу ежедневную передачу для молодых девиц „Секреты красоты“».
Вязкий женский голос заполнил комнату, и Авелю стало совсем не по себе.
— Поймай лучше сводку, — попросил он.
— Не мешай.
— Ну на минутку! Она недолго будет, а потом ты…