Выбрать главу

— Грубияны! — твердо сказала Люсия. — Вот они кто. Так обращаться с дамами…

— Если бы наш отец встал из могилы… — рыдала Анхела. — Он принимал в своем доме всех генералов!.. — Она обернулась к сторожу и пояснила, всхлипывая: — Вы не думайте, что мы какие-нибудь. Мой отец был в чине генерала. Сама королева-мать приглашала его во дворец на приемы.

— Нас все уважали, — сказала Люсия. — Папа был военный губернатор на Балеарах. Когда мы проходили мимо стражи, сержант — он был нам большой друг — всегда приказывал солдатам отдавать нам честь.

— Да, время было! — вздохнул сторож. — Простого человека, вроде меня, и то больше уважали. А теперь что? Никакого понятия.

— Вот именно. Никакого понятия, — согласилась Анхела. — Любой паршивый солдат считает, что вправе тебя оскорблять. Никакого уважения ни к возрасту, ни к полу!

— Это уж верно. До чего мы только дойдем! Все хуже да хуже, последний разум люди теряют.

— После того что я сделала для армии… — прошептала Люсия.

Анхела сняла пальто.

— Сестра в молодости дала большой концерт в пользу солдат, возвращающихся с войны, — объяснила она сторожу.

— После лотереи все подходили пожать мне руку. Я одна продала больше половины билетов.

Анхела повернулась к сторожу. Лицо у нее было усталое, широкополая шляпа закрывала весь лоб.

— Вы представьте себе. Буквально по всему городу афиши с ее именем и вон та большая фотография — видите, на консоли?

Старик поднялся с кресла и внимательно осмотрел фотографию. Люсия была снята во весь рост, в белом платье, с меховой муфтой. Гибкий, юный стан, нежное овальное лицо в темной рамке волос.

— Красота… — тихо сказал сторож.

Анхела подошла к нему и ревниво спросила:

— Правда, никогда не скажешь, что это она?

Она взглянула украдкой на сестру, словно хотела удостовериться, как мало похожа эта старуха на ту красавицу, и поставила портрет на консоль.

— Хотя теперь и не скажешь, — объяснила она сторожу, — сестра в свое время была одной из первых красавиц. О ней каждый день писали в светской хронике. У ее ног было не меньше дюжины титулованных особ. Но она и тогда была такая — все я да я, ни за что не желала поступиться своей свободой.

— Я знала свое призвание, — сказала Люсия, — и не собиралась им жертвовать ради первого встречного. Мой учитель пения всегда говорил, что замужние женщины ставят крест на своем призвании. Я предпочла искусство.

— Люсия всегда была такая. Она еще в раннем детстве ни с кем не считалась. Бедную маму она буквально сводила с ума, все делала по-своему. Поверьте, немногие женщины располагали такими возможностями. Настоящий испанский гранд сложил к ее ногам свои замки, яхты и конюшни, но она даже не захотела его слушать. Ах, если бы она его выслушала, наше положение было бы совсем иное!

— Почему, интересно узнать? — возразила сестра. — Тебе прекрасно известно, что бытовые нужды меня никогда не трогали. А если ты не об этом — не понимаю, чтó ты имеешь в виду.

— Как так не понимаешь? — воскликнула Анхела. — После того, что было сегодня, после всех этих надругательств, у тебя хватает духу…

Люсия сухо ее оборвала:

— Может быть, ты объяснишь, какое отношение имеет Дарио Коста к утренним происшествиям?

Анхела смерила ее полным достоинства взглядом.

— Если бы он был там, он бы дал им пощечину, можешь мне поверить. — Она обернулась к сторожу. — Ах, если бы вы его знали! — пылко сказала она. — Рыцарь, в полном смысле слова. Он был безумно влюблен в сестру и каждый день присылал ей корзину цветов. Красоты он был необычайной и очень знатного рода, но сестра, из чистого упрямства, упорно ему отказывала, — она ехидно усмехнулась. — Потом жалела.

— Жалела? — вспыхнула Люсия. — Смешно, честное слово! Я никогда ни в чем не раскаиваюсь. Кто-кто, а я свою жизнь прожила неплохо.

— Ты еще скажешь, что сейчас бы его прогнала?

— Конечно, прогнала бы! Мне на жизнь хватает, я ни в ком не нуждаюсь.

— Видите? — обратилась к сторожу Анхела. — Упряма, как мул. Она и в восемь лет была такая. Ни за что не признает, если неправа.

Люсия демонстративно повернулась к ней спиной и замурлыкала итальянскую арию.

— Видите, видите? — зашептала сестра, — Слушает только то, что ей по нраву. Заговоришь начистоту — затыкает уши. А ведь только благодаря мне она не погибла.

Люсия оборвала арию и обернулась. Ее лицо исказилось от гнева.

— Врешь. Папа оставил деньги нам обеим. Они такие же твои, как мои!