— Меня тетя за лягушками послала, — важно сказал он.
Ребята на минуту растерялись, и Авель подумал, что выкрутился.
— А я вас увидел и не хотел мешать.
Маленький мальчишка сверкнул на него глазами:
— Интересно, за чем тебя тетя вчера посылала? За птичками?
Ребята одобрительно загудели, и вожак снова схватил его за горло.
— А ну, брось трепаться! Кто тебя подучил за нами шпионить?
— Никто, — сказал Авель. — Сказано вам…
Но ребята загалдели разом:
— Всыпь ему как следует. Стрелок!
— Пускай попрыгает!
— Маменькин сыночек!
Стрелок, подбодренный криками своих, снова схватил его за горло.
— Говори, сволочь, а то…
И вдруг случилось неожиданное. Один из ребят положил руку на плечо вожаку и сказал твердо:
— Ладно, пусти его. Хватит.
Авель повернул голову, чтобы посмотреть на своего защитника. Это был мальчишка примерно тех же лет, что и Стрелок, и почти такой же сильный. Его широкие штаны были закатаны до колен, ноги твердо стояли на земле.
Стрелок понемногу разжал пальцы и повернулся к непрошеному защитнику.
— Чего это ты? — спросил он.
Тот сунул руки в карманы, потом ответил:
— Хватит, говорю. Руки чешутся — дерись со мной, а этого не трогай.
Они стояли друг против друга, словно готовясь к прыжку; другие окружили их плотным кольцом.
— Трус, курица мокрая!
Это был прямой вызов, но Стрелок все же не хотел рисковать своей властью, да и его противник тоже не рвался в бой. Они посмотрели друг другу в глаза и, словно сговорившись, сбавили тон.
— Сказано тебе, он шпионит, — сказал Стрелок. — Хочешь, чтобы мы засыпались, дело твое.
— Да ну тебя! — ответил другой. — Он с Мартином ходит и нам ничего не сделал. Чего ты к нему прицепился?
Солнце било ему в глаза, и казалось, что лучи отскакивают от него. Волосы у него были темные, кудрявые, а лицо — как у клоуна, как у воришки. Зубы белые, острые, глаза под тонкими бровями — блестящие, словно у зверька.
Ребята увидели, что до дела не дойдет, и вернулись к луже, где остальные все еще надували лягушек. Скоро в тростниках остались только Авель и его защитник; тот вынул из кармана кисет и вытряхнул табак на ладонь.
— Куришь?
— Нет, спасибо.
— Трава… — объяснил мальчишка. — Другого здесь не достанешь.
Он прикурил от походной зажигалки — совсем такой, как у Мартина, — и глубоко затянулся.
— Больно?
Авель покачал головой. Он был весь в грязи и мылся теперь в ручье, не сводя глаз с нового друга.
— Плюнь, — сказал тот. — Лоботрясы они. Теперь, конечно, они от тебя не отстанут. Только ты, если что, обязательно говори мне.
Так встретились они в первый раз, и с тех пор этот мальчик, Пабло, стал его лучшим, его единственным другом. Он каждый день приходил в усадьбу, проползал змеей до самой галереи. Там, притаившись в цветах, он трижды кричал кукушкой, и Авель, который дождаться не мог сигнала, бежал к нему, задыхаясь от радости. Ему казалось, что мягкие тона леса, и чистый воздух, и легкий бриз естественно вытекают из его дружбы с Пабло. Его друг стал для него центром вселенной. Когда они не виделись, Авель места себе не находил. Он посвятил друга в свои планы, и тот немедленно со всем согласился; они говорили о фронте, о том, что надо приносить пользу, и эти беседы помогали Авелю жить.
Пабло был очень умный, на все руки мастер. Он плясал, боксировал, кувыркался, ездил верхом и не хуже обезьяны карабкался на деревья. С расстояния в тридцать метров он сбивал воробьиные гнезда и великолепно метал нож. Когда Пабло был с ним, Авелю открывался таинственный, неизвестный, заколдованный мир. Пабло подбил его стащить из гаража, где теперь стояла коляска, какие-то свинцовые трубки. В одном из закоулков лабиринта они разложили костер из эвкалиптовой коры, положили трубки в алюминиевый котелок и поставили на огонь. Авель смотрел, как плавится свинец, и ему казалось, что это чудо, как у алхимиков; в котелке была сверкающая жидкость, вроде ртути, а свинец исчез совсем. Пабло тем временем разрезал поперек на несколько частей стебли тростника, которые собрал внизу, и налил туда жидкость. Через несколько минут свинец застыл, и Пабло высыпал на платочек штук десять палочек величиной с карандаш, а потом разрезал их ножом.
Свинец был нужен для рогаток. Пабло ссыпал снаряды в специальную сеточку. В тот же вечер они, для пробы, стреляли в ласточкины гнезда, которых было очень много под навесом гаража. Пабло, стрелявший удивительно метко, поделился с другом секретом этого дела. У Авеля ничего не выходило, но в конце концов он сбил одно гнездо и с торжеством смотрел на яички, брызнувшие на цемент. Тетя учила его любить птиц, пыталась передать ему любовь ко всему утонченному, возвышенному. Но сейчас, рядом с Пабло, то, что она говорила, не значило ничего. У всякой вещи есть плохая сторона и хорошая, каждая добродетель требует соответствующего порока. В зеркале правая сторона становится левой, на негативе белое оказывается черным, черное — белым. У одного и того же события — два конца, и он волен выбирать тот, что ему нравится.