Она побледнела, ей стало дурно. Потом она выпила стакан воды и побежала в полицейский участок.
Это был он, Тэтчер, портной, которого разыскивали. Он представился как Тэйлор; на нем был такой же костюм, как сказано в газете, и у него была толстая пачка банкнот; он прибыл поздно прошлой ночью. Миссис Чарингтон сразу почувствовала что-то неладное: взгляд у него был дикий, отчаянный, свирепый, как - да - как у тигра. Или волка. О, если бы только был жив ее бедный муж! Но, слава Богу, у нее острые глаза, иначе он всех бы мог перестрелять. О, это оружие! Если бы в отеле началась стрельба, кто бы стал платить за мебель?! А ее доброе имя? Пострадала бы ее репутация! Но ничего подобного в ее отеле прежде не случалось; не было такого ив ее пансионе а Богноре, где все ее знали и уважали... Она и впредь будет бдительна.
Есть ли в отеле черный ход? О, это мысль. Конечно, есть. А его комната на верхнем этаже? О, разве она уже не сказала об этом? Или они хотят проверить, говорит ли она правду? Ну хорошо, хорошо. В таком случае, все, что ей остается - это соблюдать спокойствие. Что? Это ей надо оставаться спокойной? Ей, которая известна в двух городах именно своим спокойствием и невозмутимостью? Ха-ха... ха-ха-ха... ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
У миссис Чарингтон началась истерика.
Тэтчер подумал: "Теперь можно и поплавать". Он может даже утопиться: плыть, плыть, все дальше и дальше, пока хватит сил, а потом погрузиться в чудесную зеленую воду... Он оделся. Но мог ли он пойти в раздевалку на пляже, когда в кармане у него столько денег? Да еще этот револьвер? Он вынул оружие из кармана и взвесил его на руке. Он мог бы спрятать его под матрацем. Но горничная, которая убирает постели...
В этот момент открылась дверь, и крупный, рослый мужчина шагнул в комнату. Тэтчер как окаменел. Оцепеневший от ужаса, он увидел в проходе тусклый свет форменных металлических пуговиц. Детектив, в свою очередь, уставился на дуло большого синего револьвера.
На секунду воцарилась тишина. Потом детектив сказал, жестом указывая на оружие:
- Уберите-ка это. С ним вы только попадете в беду. Если вы будете стрелять в меня, вы же от этого и пострадаете.
Он подошел в Тэтчеру вплотную и взял из его руки револьвер.
- Вас зовут Джордж Тэтчер?
Тэтчер колебался, потом кивнул и сказал:
- Да.
- У меня есть ордер на ваш арест за...
- Вам бы следовало предъявить его, - сказал Тэтчер. Когда его уводили, он посмотрел в направлении моря и произнес:
- Как бы мне хотелось поплавать!
- Но не в это лето, - ответил детектив, - кроме того, прилив кончился, - добавил он.
Его привезли обратно в Лондон, обвинили в жестоком убийстве Теодора Джадсона Бирка и упрятали за решетку.
А на улице ярко светило солнце. Был великолепный денек для плавания.
Тэтчер сидел в своей камере и, уставившись, смотрел в пол. Его обыскали, забрали нож и спички, часы - которые никогда не показывали правильное время - и даже очки. Наверное, из-за Криппена, человека который без зазрения совести убил жену, чтобы позабавиться с хозяйкой дома, и который затем попытался покончить с собой при помощи расколотой линзы из очков. В полиции на все были свои взгляды. Они даже отобрали у него булавки и иголки из-за отворотов пиджака.
"А я даже не смог поплавать! - думал Тэтчер. - Боже, как я хотел поплавать!"
Усталый и убитый, он лег на спину и стал смотреть в потолок. Скамья была жесткой. Что-то воткнулось ему в спину. Он приподнялся, и медленно, нехотя, провел по скамье тыльной стороной ладони; потом расслабился. Что-то легонько стукнулось о скамью. И тут он вспомнил: это была маленькая бутылочка из-под лекарства с соляной кислотой.
Он сел. Как же это могло получиться? Обнаружив револьвер, они едва побеспокоились о том, чтобы тщательно осмотреть подкладку пиджака, а бутылочка была такой маленькой и плоской, что совершенно случайно осталась незамеченной.
- Черт побери! - выругался Тэтчер.
В маленьком квадратном отверстии в двери появилась голова надзирателя.
- Что случилось? - спросил он.
- Мне нужно в туалет, - ответил Тэтчер.
Это было прохладное темное место, выложенное кафелем. Как только за ним закрылась дверь, Тэтчер разорвал подкладку, вынул пузырек и отвинтил крышку. Он поднес его к губам; крошечное холодное горлышко ужалило его, как оса. Рот Тэтчера наполнился слюной. О, черт побери, черт побери меня и всех! Он имел смутное представление о том, как молятся Богу, но где-то в подсознании у него молнией пронеслась мысль о том, что надо бы это сделать. Одним махом он опустошил пузырек, задыхаясь и поспешно глотая жидкость.
В какую-то долю секунды он ничего не чувствовал. В этот момент он сунул пустой пузырек в карман.
А потом внутри у него все загорелось. Огонь. Он проглотил огонь. Дьявол. Он проглотил целый ад, который теперь истреблял Тэтчера, пожирая все внутри. Он почувствовал жгучую, резкую боль. Он даже мог видеть ее, как брызги расплавленного металла. Ему хотелось кричать; он засунул руку в рот, кусая себя с такой силой, что прокусывал руку до самой кости, но не чувствовал ничего, кроме неистового огня внутри.
Потом Тэтчер поднялся на ноги и напрягся. Желудок скручивало и сжимало. Он решительно закрыл рот. В горле у него все горело. Дыхание перехватило. Он не мог произнести ни звука. В этот момент Тэтчер-глупец выглядел величественно. Он открыл дверь и вышел.
- Все в порядке? - спросил тюремный надзиратель. Тэтчер кивнул в ответ. - Ничего не случилось? - продолжал допытываться надзиратель.
Тэтчер покачал головой и медленно, но большими шагами пошел по коридору. Как только дверь камеры вновь захлопнулась за ним, он бросился на пол. Удар от падения всколыхнул в нем новую боль. Желудок разрывался на части. Он опять заткнул рот рукой, кусая рукав пиджака и тело. Но рука оставалась бесчувственной. В нем была только одна боль, невообразимая боль; весь его пищевод, начиная с языка, который раздулся, как пузырь раскаленного добела стекла, и далее, до самого желудка, все жгло, выворачивалось, корчилось в судорогах.
Тэтчер рвал на себе жесткие каштановые волосы и катался по полу. Где-то в его сознании голос произнес:
- Теперь тебя уже ничто не спасет.
В коридоре тюремный надзиратель услышал крик, наводящий ужас, подобный крику связанных лошадей в горящей конюшне. Он вбежал в камеру. Из ушей и горла Тэтчера текла кровь.
К тому времени, когда пришел доктор, Тэтчер находился в полубессознательном состоянии. А точнее говоря, он ничего не сознавал, кроме адской боли.
- Почему они делают это? - спросил доктор, взбалтывая известковую воду. - Почему!
- Он поправится? - взволнованно спросил инспектор.
- Внутри у него все сожжено.
- Но откуда он достал это?
- Не спрашивайте меня об этом.
- Сделайте все, что в ваших силах, я прошу вас, ради Бога.
Доктор, набирая в шприц лекарство, вздохнул и покачал головой.
- Но он будет жить?
Доктор ввел содержимое шприца в руку Тэтчера.
- Бедняжка, - сказал он. - Посмотрите. Он сам себя искусал.
0-ох!
- Я спрашиваю, будет ли он жить? Иначе во всем обвинят меня.
Тэтчер почувствовал, как его укололи иглой, и наступил странный покой. Затем ему показалось, что он плывет в волнах темного тумана, которые плещутся, ударяясь о пульсирующий красный шар боли.
- Плыву, - прошептал Тэтчер. - О милое, чудесное, возлюбленное море...
Где-то далеко-далеко мягкий голос произнес:
- Нет.
Это был голос доктора, отвечающего инспектору.
Красный шар куда-то исчез. От него осталась только пульсация. Она напоминала далекий-далекий стук поезда. Потом и это пропало: осталась только тишина. Туман растворился: вокруг была темнота. Вскоре не стало даже и темноты. Не было ничего, ничего. Совсем.
Тэтчер умер.