Выбрать главу

Всего имущества у них было – две широкополые шляпы, зловонная одежда да инструменты. Но вид нищей могилы, в которой гнила их ничтожная родительница, взбодрил братьев, они приготовились к странствию на юг. Однако для такой экспедиции потребовалось бы больше припасов, чем пара ломов и маленький кусочек металла, бывший некогда монетой, так что Гроссбарты решили свести кое с кем счеты. Жидкая грязь затекала в их ботинки, тщетно пытаясь замедлить зловещее шествие братьев.

Свободный крестьянин Генрих всю жизнь выращивал репу на своем наделе неподалеку от городской стены. Его тяжкая доля осложнялась бедными урожаями и негодным состоянием ограды вокруг поля. В детстве братья частенько крали у него недозрелые овощи, но однажды Генрих подстерег воришек. Не пожелав воспользоваться хлыстом или руками, справедливо разгневанный крестьянин отлупил их лопатой. Расквашенный нос Манфрида так никогда и не принял прежнюю форму, а левая ягодица Гегеля по сей день несла позорный след встречи с лопатой.

С самого исчезновения проклятых мальчишек Генрих обрел плодородие – как на своем поле, так и в постели, которую делил с женой и детьми. Две дочки присоединились к старшей сестре и брату, и стареющий крестьянин радовался, что есть руки, которые скоро можно будет приобщить к делу. Генрих даже сумел скопить денег, чтобы купить здорового коня вместо старой клячи, и уже почти отдал своему другу Эгону все, что задолжал за телегу, которую тот для него смастерил.

Не щадя посевов, братья Гроссбарт пересекли поле и подошли к темному дому, когда грозовые тучи окончательно затмили слабый лунный свет. Однако их глаза давно привыкли к ночной темени, и братья приметили, что крестьянин выстроил небольшой сарай рядом с домом. Оба одновременно сплюнули на дверь и, обменявшись ухмылками, принялись молотить по ней кулаками.

– Пожар! – заревел Манфрид.

– Пожар! – вторил ему Гегель.

– Город горит, Генрих!

– Генрих, всех зовут на помощь!

Генрих так спешил подсобить соседям, что выскочил из постели, не обратив внимания на стук дождя по крыше, и распахнул дверь. Трескучая лучина у него в руке осветила не встревоженных горожан, а уродливые рожи братьев Гроссбарт. Генрих мгновенно их признал, взвизгнул, выронил лучину и попытался захлопнуть дверь.

Но Гроссбарты оказались быстрее и выволокли беднягу под дождь. Крестьянин замахнулся, чтобы ударить Гегеля, но Манфрид пнул Генриха под колено прежде, чем тот успел нанести удар. Генрих вывернулся в падении и попытался ухватить Манфрида, когда Гегель крепко заехал крестьянину по шее. Генрих извивался в грязи, пока братья его охаживали, но, стоило ему вконец отчаяться, когда кровь потекла у него из носа и рта, как на крыльце возникла его жена Герти с топором в руках.

Если бы нос Манфрида не был сплющен, топор наверняка бы его отхватил, когда женщина поскользнулась на мокрой земле. Гегель повалил ее, и оба покатились в грязи, пока муж Герти стонал, а Манфрид подхватил топор. Крестьянка укусила Гегеля за лицо и вцепилась ногтями в ухо, но потом Гегель увидел, как его брат заносит топор, и откатился в сторону, когда лезвие обрушилось ей на спину. Сквозь мутную пленку грязи, залившей ему лицо, Генрих смотрел, как его жена забилась в конвульсиях и обмочилась, а дождь сменился мелкой моросью, пока она истекала кровью в истоптанной жиже.

Братья никогда прежде не убивали человека, но ни один из них не ощутил даже слабого укола совести, совершив такое гнусное преступление. Генрих пополз к Герти, Гегель заглянул в сарай, а Манфрид вошел в дом детских слез. Гегель запряг коня, бросил на дно телеги лопату Генриха и мешок репы, а затем вывел его наружу.

В темном доме старшая дочь Генриха бросилась на Манфрида с ножом, но тот встретил ее рывок ударом топора. И, хотя Гроссбарт великодушно хотел только оглушить ее обухом, металл проломил череп, и девушка упала. Две малышки рыдали в кровати, а единственный сын съежился у тела погибшей сестры. Приметив рядом с небольшой кучкой лучин свечу из свиного сала, Манфрид сунул ее в карман, зажег вымазанную жиром тростинку от углей в очаге и осмотрел помещение.

Стащив с кровати и детей одеяла, он бросил на них лучины, несколько ножей и пару клубней, что жарились на очаге, а затем перетянул узел бечевкой. Манфрид задул лучину, спрятал ее в карман и перешагнул через всхлипывавшего мальчишку. Во дворе ждали конь и телега, но ни брата, ни Генриха не было видно.