Утраченная сбежавшая «сказка» стояла перед ней, пугала до слабости в коленях, как пугали её в детстве сказки Гауфа, особенно «Карлик Нос». Как будто и Марта очнулась сейчас, прожив в ведьминском замке долгий-долгий год ничего не помня, выпала из волшебного сна в страшную реальность, где нынешнего нет. Просто не может быть!
— Наконец-то я вас… тебя… нашел, — пухлый рот скривился в робкой осторожной улыбке.
Марта нашла в себе силы сдвинуться с места. Мужчина пошёл рядом, почти касаясь её локтем. Две тени на снегу под фонарями слились воедино, куда более обрадованные встрече.
«Рада за вас», — хотела съязвить Марта, но вырвались совсем другие слова:
— Разве после того как сбегают, ищут?
— Кто сбежал? Я?! — он забежал вперед, заглянул в лицо: — Вы с ума сошли, Марта! Как вы… ты… могла подумать такое? После всего…
— После чего? Секса? — она почему-то рассердилась. — Я и, правда, с ума сошла, тогда — не сейчас.
— После того как вы меня спасли, — знакомый незнакомец пятился до самого проспекта, а Марта наступала, желая, чтобы он упал. — Я же тогда болел, не забыли?
Сияющие огнями витрины, протянутые всюду гирлянды, огромные надувные Деды Морозы и Снегурки, гомонящие гуляющие люди, декабрьский пронизывающий ветер вернули Марте ощущение реальности, сердце перестало дрожать.
— Вы ушли, я помню, в аптеку, а я, — мужчина поднял воротник кашемирового пальто, сунул руки в карманы, заговорил тихо, так, что Марта еле слышала, — взял деньги и пошел за цветами. Хотел цветов — для вас… для тебя. Ты была птицей, и я летал вместе с тобой. — Он вытащил пачку, попытался закурить, но ветер выбил сигарету из пальцев. — Не поверишь, заблудился. Я же только-только приехал в Петербург, не знал города совершенно, а ваши дворы-колодцы такие одинаковые! Я искал… всю ночь искал, к утру свалился где-то на лавочку, и меня забрала сначала полиция, потом Скорая помощь.
— Почему ты был такой мокрый? — с чего-то спросила Марта.
— Ерунда, — он улыбнулся, — сидел в кафе с приятелями, почувствовал себя плохо, домой пошел, провалился куда-то в воду, даже не знаю куда, очнулся у тебя на диване.
Парень рассказывал что-то ещё: о том, как бродил по городу, заглядывая во все похожие дворы, как увидел Мартино лицо на афише, как смотрел спектакль и удивлялся совпадениям, — она почти не слышала. Мир вокруг неё словно собирался в витраж венского стрельчатого окна из разноцветных кусочков, рассыпанных в сознании, невыносимо колющих в минуты, когда она не занимала себя малышом, работой. Мир обретал полноту, цельность, ту законченность, какая бывает у радуги в летнем небе или вот в начавшемся непременном предновогоднем снегопаде.
Марта поймала на варежку снежинку, удивляясь её одинокому неповторимому совершенству, — оттягивала понимание, потому что оно было невыносимо простым и не совпадало с тем, с чем она жила весь этот год.
Они молча свернули в подворотню, прошли мимо машин, которые, недавно очищенные, покрывались белыми шапками, мимо контейнеров… В крыжовниковом взгляде замелькало узнавание.
— Нашёл, и ладно. Банально, но всё хорошо, что хорошо кончается. Сказки — тоже. Что же тебе теперь надо? — Марта остановилась у двери парадной.
— Летать, — сказал он снова так тихо, что она не расслышала, угадала. — Я сейчас лягу там, — парень серьезно кивнул в сторону мусорной площадки, — и буду ждать, когда ты меня опять спасёшь.
— Что же делать?
— Взять с собой. Единственное: ты можешь меня не тащить, я сам дойду до твоей квартиры…
В широкий коридор однушки вышла мама с сыном на руках.
— Не спит, чертёнок, тебя ждёт, — сказала она и осеклась, увидев чужака.
— Мы чаю попьем в кухне, недолго. Укачаешь? — Марта стянула пальто.
— Погодите, — парень вдруг сел на пятую точку, словно у него не осталось сил, расставил ноги, свесил руки с колен, подняв голову, разглядывал Мартиного сына.
Маленький хохолок будущих буйных чёрных волос, младенческая голубизна глаз уже отливала зелёным…
Мама, в свою очередь, переводила взгляд с малыша на незнакомого мужчину удивлённо и испуганно одновременно.
Марта схватила парня за воротник, подняла и поволокла в кухню.
— Сиди здесь, я сейчас приду.
В комнате она бросилась к колыбельке, к малышу. Мама отстранила:
— Холодная же, с мороза!
— Ну хоть за пяточку подержать, соскучилась же.