Элинор прошла через холл в буфетную и вернулась с большим блюдом с сандвичами. Она протянула блюдо Мэри:
– Прошу.
Мэри взяла один сандвич. Элинор стояла и смотрела, как ровные белые зубы девушки погружаются в хлебную мякоть.
Элинор на мгновение задержала дыхание, потом чуть слышно выдохнула.
Она так и стояла, прижимая блюдо к груди, но затем, поймав голодный взгляд сестры Хопкинс и увидев ее полуоткрытый рот, торопливо протянула блюдо ей.
Сама Элинор тоже взяла сандвич и сказала, как бы оправдываясь:
– Собралась приготовить кофе, но забыла купить. Правда, если хотите, есть пиво.
– Знала бы, принесла бы с собой чаю, – огорченно заметила сестра Хопкинс.
– В буфетной есть немного чая в банке, – рассеянно отозвалась Элинор.
Сестра Хопкинс оживилась:
– Тогда я пойду поставлю чайник. Молока, наверное, нет?
– Я немного купила, – сказала Элинор.
– Ну, значит, полный порядок, – подытожила сестра Хопкинс и поспешно вышла.
Элинор и Мэри остались одни.
И тут же возникла странная напряженность. Проведя языком по пересохшим губам, Элинор деревянным голосом спросила, чтобы как-то начать разговор:
– Тебе… нравится тебе работа?
– Да, спасибо. Я… я очень вам благодарна…
Внезапно с губ Элинор сорвался хриплый смешок. Этот смех так не вязался с ее обликом, что Мэри уставилась на нее в изумлении.
– Тебе вовсе не стоит так пылко меня благодарить, – сказала Элинор.
– Я не думала… то есть… – смущенно пробормотала Мэри. И замолчала.
Элинор смотрела на нее таким пытливым и таким странным взглядом, что Мэри вся съежилась.
– Что-нибудь… что-нибудь не то? – осмелилась спросить она.
Элинор быстро встала и, не глядя на девушку, спросила:
– А что может быть не то?
– Вы… так смотрели… – прошептала Мэри.
– Я? Смотрела? – усмехнулась Элинор. – Прости, пожалуйста. Такое со мной иногда случается… когда о чем-нибудь задумаюсь.
В дверь заглянула сестра Хопкинс, радостно сообщила: «Ставлю чайник» – и снова исчезла. На Элинор вдруг напал приступ смеха.
– «Полли поставила чайник, Полли поставила чайник, Полли поставила чайник – скоро все будем пить чай!» Помнишь, как мы играли, когда были детьми?
– Конечно, помню.
– Когда мы были детьми… Как жаль, что невозможно вернуться в то время… Правда, Мэри?
– А вам хотелось бы? – спросила Мэри.
– Да… да… – страстно произнесла Элинор.
Ненадолго воцарилось молчание.
– Мисс Элинор, вы не должны думать… – вдруг вспыхнув, сказала Мэри и замолчала, увидев, как напряглась Элинор, как гордо вскинула она подбородок.
– Что я не должна думать? – холодно спросила она.
– Я… я забыла, что собиралась сказать, – забормотала Мэри.
Тело Элинор расслабилось, как если бы опасность миновала.
Вошла сестра Хопкинс с подносом, на котором стоял коричневый заварной чайник, три чашки и молоко.
– А вот и чай! – объявила она и тем самым, сама того не подозревая, разрядила напряженную атмосферу.
Она поставила поднос перед Элинор. Та покачала головой.
– Я не хочу. – И передвинула поднос к Мэри. Мэри наполнила две чашки.
– Чудесный крепкий чай! – удовлетворенно вздохнула сестра Хопкинс.
Элинор встала и подошла к окну.
– Вы уверены, что не хотите выпить чашечку чаю, мисс Карлайл? – настаивала сестра Хопкинс. – Это пойдет вам на пользу.
– Нет, благодарю вас, – тихо ответила та.
Сестра Хопкинс осушила свою чашку, поставила ее на блюдце и пробормотала:
– Пойду-ка выключу чайник. Я ведь снова его поставила – на случай, если мы не напьемся.
Она выскочила из комнаты. Элинор отвернулась от окна.
– Мэри… – проговорила она, и в ее изменившемся голосе прозвучала отчаянная мольба.
– Да? – быстро отозвалась Мэри.
Лицо Элинор помрачнело. Губы сжались. Выражение отчаяния стерлось, и осталась лишь маска холодного спокойствия.
– Нет, ничего, – сказала она. Тяжелая тишина повисла в комнате.
«Как все странно сегодня, – подумала Мэри. – Как будто… как будто мы чего-то ждем».
Элинор отошла от окна, взяла поднос и поставила на него пустое блюдо из-под сандвичей.
Мэри вскочила:
– О, мисс Элинор, позвольте мне.