— Да, — ответил Серино.
— Ну-ка, покажите мне, что вы умеете, — сказал Айнен.
Илидор хотел сказать Серино, чтобы он не водился с Айненом, но тот на этот раз решил, что у него есть своя голова на плечах, и он не собирался вечно делать так, как говорил ему Илидор. Он достал из шкафчика доску с кнопками, включил экран и набрал: «Привет, меня зовут Серино».
— Да ты молодец, — похвалил Айнен. — Илидор, а ты что можешь написать?
Илидор, надувшись, сидел в углу, не собираясь ничего писать. Айнен спросил у Серино:
— Илидор что, не умеет писать?
— Умеет, — сказал Серино.
— Тогда почему же он не хочет к нам присоединиться? — спросил Айнен. — Илидор, иди сюда, напиши что-нибудь. Покажи мне, что ты уже умеешь.
Илидор сделал вид, что не слышит. Он стал в одиночку играть со своим истребителем, не обращая ни на кого внимания.
— Ну ладно, — сказал Айнен. — Может быть, Илидор присоединится к нам позже. Серино, что ты ещё можешь написать?
Когда в детскую вернулся папа (закончив, по-видимому, свои загадочные дела), Айнен с Серино занимались складыванием слов, а Илидор летал на своём истребителе, не выходя из угла. Папа посмотрел на Серино, на Илидора и спросил с улыбкой:
— Ну, как у нас дела?
— Я научился складывать новое слово! — объявил Серино. — Папа, смотри!
Папа присел на ковёр, грациозно поставив свои обутые в белые туфельки ноги друг подле друга и обхватив колени руками, и Серино стал показывать ему, что он научился складывать, а Илидор молча грыз истребитель. Папа с интересом смотрел и хвалил Серино, а потом заметил, что Илидор не принимает участия в занятиях грамотой.
— А почему это Серино занимается, а Илидор нет? — спросил он. — Солнышко моё, ты почему не складываешь слова? — Папа протянул к Илидору свою белую руку, унизанную сверкающими кольцами. — Ну-ка, иди к нам.
Илидор набычился в своём углу, упрямо не двигаясь с места, и папа засмеялся:
— Какие мы обиженные! Как мы надулись! И на что же мы дуемся, скажите-ка на милость?
Папин взгляд искрился из пушистого ободка длинных густых ресниц, согревая Илидора своим мягким и добрым светом. Как ни был Илидор расстроен и сердит, ласковым рукам папы он всё же не смог воспротивиться. Они вытащили его из угла, нежно тормоша и щекоча, а папины мягкие, вкусно пахнущие губы чмокали его то в щёку, то в шею, то в нос. Прижав Илидора к себе, папа спросил:
— Скажи, сладкий, ты любишь папу?
— Да, очень люблю, — ответил Илидор, и это была чистая правда.
— Ну-ка, тогда напиши: «Я люблю папу», — попросил папа.
Илидор написал это. Папа, нажимая на кнопки пальцем с длинным блестящим ногтем, написал: «Папа любит Илидора». Когда Илиодор это прочитал, папа чмокнул его в губы.
— А меня? — взревновав, сразу заныл Серино.
Папа засмеялся и написал: «Серино папа тоже очень любит».
— Прочитай-ка вслух, — предложил он.
Серино прочитал, получил поцелуй и расплылся в счастливой улыбке. Папа сказал:
— Илидор, напиши, кого ты ещё любишь.
Илидор написал: «Я люблю Фалдора». Папа вздохнул и сказал:
— Я знаю, моя радость… Но ничего не поделаешь.
Илидор слез с колен папы и снова забился в свой угол, прижав к себе истребитель. Он не верил, что взрослые не могли ничего поделать: скорее, они говорили это, когда не хотели ничего делать.
— Я хочу Фалдора, — сказал он. — Пусть он вернётся!
У папы был печальный и виноватый взгляд. Опустив глаза, он тихо проговорил:
— Увы, это невозможно, детка. Вряд ли Фалдор вернётся.
— А я хочу, чтобы он вернулся! — крикнул Илидор и заплакал.
Папа встал с ковра, взял Илидора на руки и сел с ним на диванчик. Обняв его за шею, Илидор безутешно плакал, вдыхая аромат его волос и моча слезами белые шёлковые кружевные цветы, которыми была отделана по верху папина накидка, а папа сказал Айнену:
— Думаю, сегодня лучше дать ему выплакаться… Если не хочет, пусть не занимается, он потом быстро наверстает. Он очень способный.
— Как скажете, ваша светлость, — ответил Айнен.
Илидор плакал, а папа осушал поцелуями с его щёк слёзы. Так плакать было гораздо приятнее, и Илидор даже находил в этом своеобразное удовольствие. Глядя на него, Серино тоже пустил слезу и засеменил к диванчику, протягивая ручонки:
— Папуля…
Папа, конечно же, подхватил к себе на колени и его, и они с Илидором принялись плакать хором, а папа, гладя их по головкам, растерянно глядел то на одного, то на другого, осыпал их всеми существующими нежными словами и расстроенно бормотал: