Печать Цезаря
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Моим детям
Ослабленный старостью, покрытый шрамами, я удалился к себе, в деревню Альбу, на маленькой реке Касторе, неподалёку от города Лютеции[1].
Воспоминания эти я желал бы написать для своих ей и внуков. Из них они увидят, что могут не краснеть за своего отца и предка, который не щадил себя в великой борьбе за свободу Галлии.
Я, может быть, стану писать очень подробно, потому что старики любят говорить о своей молодости, а воины любят распространяться о своих подвигах. Но эти подробности не будут лишними, ведь ни внуки, ни даже сыновья мои не могут себе представить, до какой степени изменился весь мир и даже наша маленькая страна с тех пор, как показались в первый раз золотые орлы римских легионов на берегах Сены. Когда я вспоминаю годы своего детства и переношусь потом к людям и предметам, меня окружающим, то мне представляется, что я переселился в заморскую страну и что я пережил десять поколений.
А между тем, мне всего восемьдесят лет, и я здоров телом и душой. Если волосы мои и поседели, то они всё-таки по-прежнему густы, а зубами я могу разгрызть орех. Когда я вспоминаю о прежних битвах, то чувствую, что меч мой трепещет у моего бедра, и мне кажется, что и теперь ещё копьё не было бы слишком тяжело для моей руки.
I. Деревня Альба и река Кастор
Я помню себя маленьким мальчиком на высоком обрывистом берегу реки Кастора, на котором стояли дом и деревня отца.
Дом этот, впоследствии перестроенный моими сыновьями по римскому образцу, но с крутой крышей, походил прежде на большой сарай, крытый соломой. Он состоял из обширной нижней комнаты и верха, что было большой редкостью в то время в наших местах.
Здание было выстроено из толстых брёвен, вкопанных в землю и соединённых балками крест-накрест. Промежутки же между брёвнами были забиты глиной, смешанной с рубленой соломой.
С одной стороны дом был выше, чем с другой. Вследствие этого громадная соломенная кровля имела весьма неровный скат. Издали дом наш с высокими шестами, торчавшими над крышей, походил на быка с поднятым загривком и с изогнутой спиной, по кото рой прогуливались три журавля.
Солома закрывала весь дом, как звериная шкура, и выступала над входной дверью, так что приходилось нагибаться, чтобы войти в дверь.
Отверстия в виде окон разной величины проделывались в различных местах беспорядочно, так как наши предки не имели никакого понятия о равномерности и правильности линий.
Дым от очага проходил в дыру на крыше, но прежде, чем выйти наружу, собирался и пошаливал в комнате, вызывая слёзы в глазах слуг, работавшим около очага.
Пол большой комнаты покрывался вязанками соломы. Днём они служили сиденьем во время разговоров, а ночью из них устраивали постели.
Среди этой первобытной простоты блестели стальные и бронзовые мечи, копья, шлемы и щиты, развешанные по стенам. Кое-где между ними красовались золотые блюда и чаши из золота, янтаря и серебра, всё это была военная добыча отца и деда.
В большом дубовом сундуке, покрытом щетинистой шкурой кабана, хранились другие сокровища: кувшины и кубки, украшенные драгоценными камнями, раскрашенные глиняные вазы, наполненные золотыми, серебряными и бронзовыми монетами.
Верх предназначался для моей матери. Там было заметно больше роскоши и порядка, чем в остальном доме. Там стояла большая дубовая резная кровать к деревянные, очень изящной формы стулья, на полу лежали разноцветные шерстяные ковры, а стены были обиты клетчатой и вышитой тканью.
Всё, что отец мой мог приобретать из редких и драгоценных предметов во время походов и торговых сношений с паризами Лютеции, всё это он приобретал для помещения моей матери: драгоценные ожерелья, браслеты, тончайшие полотняные и шерстяные ткани и прочее.
Однажды в стычке с германцами он увидел в толпе начальника в золотом ожерелье с янтарём, окружённым маленькими, сверкавшими, как солнце камешками.
«Вот пойдёт-то Эпониме!» — подумал он.
С этою мыслью он бросился на германца и через несколько минут вернулся с ожерельем, с головой воина и с огромным рубцом поперёк лица. Ожерелье досталось на долю моей матери, а рана и голова на его долю.
Вы спросите, зачем ему нужна была голова?
Дверь нашего дома была украшена черепами и скелетами медведей, волков, зубров и оленей, убитых на охоте, и черепами воинов, убитых на войне... Чем более было черепов на воткнутых палках, тем большим уважением проникался гость, входя в дом: он понимал, что входит в дом великого воина, славного своими подвигами. Хроника наших побед изображалась таким образом на фасаде нашего дома, оберегаемого богами. Римляне высекали на мраморе и на бронзе надписи для потомства, а надписями галлов были эти черепа.