Арфа Вандило разражается серебристым смехом, когда смелая рука галльских воинов протягивается к длинным белым бородам. Она трепещет, рассказывая, как убивают этих богов-людей, как разрушаются дворцы и храмы, преданные пламени, как воздвигаются целые пирамиды из трупов убитых.
Струны снова звучат серебристым смехом, когда ночью раздаётся крик гусей, разбудивших римскую стражу и помешавших галлам пробраться ночью в город. Затем певец задыхается от восторга и гордости, когда перед воинами, с голыми руками и обнажённой грудью, с рыжими длинными косами, униженно преклоняются жрецы и сенаторы римские, предлагая золото за свою жизнь, золото за спасение своего Капитолия, золото как выкуп за своих жён и весталок, золото сыплется в чашку громадных весов. Золото, золото и золото! И слитками и монетой, и драгоценными сосудами! Ещё и ещё, потому что Бренн положил на другую чашку весов свой бронзовый меч, такой тяжёлый, что шесть римлян не могут поднять его, а двенадцать не могут взмахнуть им. И на груду золота, которая поднимается всё выше и выше, кладут браслеты, серьги, оплакиваемые женщинами, кольца и шпоры всадников. Статуи богов, осквернённые ударами секир, лишаются своих золотых украшений.
— Ещё золота! — кричит Бренн.
И Рим должен признать себя несостоятельным перед оборванцами, пришедшими с Роны.
— Так как у вас нет больше золота, — кричит Бренн, — то вам незачем иметь железо, чтобы защищать его, и двери, чтобы хранить его.
И, ступив на сложенные в кучу знамёна римлян, он приказывает им бросить свои мечи, пики, шлемы, даты. Целая гора железа возвышается рядом с горой золота. Никогда более римские ремесленники не будут ковать на наковальне мечей. Рим дал в этом клятву. В стенах крепости Бренн обрывает бронзовые двери. Никогда более не будут они ходить на петлях и закрывать города. Рим дал в этом клятву. В священных стенах это отверстие на веки останется открытым. Рим дал в этом клятву. Галл будет иметь возможность входить, когда ему угодно, в город и в крепость; он, когда захочет, явится гордым победителем, осмотреть работу своих рабов и взять дань с детей волчицы[6].
Галльская армия навьючила своей добычей мулов всей Италии. Она возвращается в свои долины, в свои глиняные дома и соломенные хижины, которые каждый последний солдат может убрать по-царски. Когда впоследствии римляне будут рассказывать, что гуси спасли Капитолий, что их великий Камилл вернул дань своего народа и отвоевал захваченные знамёна, то из Галлии послышится хохот, который разнесётся по По и по Сене и по ущельям Альп.
Вандило воспевал затем других галлов, другие Бреннов, которые проходили по Греции и Азии, разнося славу галлов до Кавказских гор и до ледников Индостанских вершин.
Я же, слушая эти песни, иногда задумывался, и большей частью приходил в страшное волнение и не мог устоять на месте. Глаза у меня сверкали, руки дрожали. Мне представлялось, что я принимал участие в этих схватках, что я разбивал римские и греческие шлемы, что римские сенаторы и цари Эллады с ужасом бежали от меня, что я приступом брал Капитолий, что я заставлял литься потоки крови и реки золота.
— Довольно! Довольно! Больше не надо! — кричал я иногда Вандило. — Дай срок, — я вырасту. Тогда ты увидишь, что мне отвесит какой-нибудь Камилл.
Я внезапно покидал Вандило и отправлялся к воинам отца, — с отцом я не осмелился бы говорить так, — и кричал им:
— Да ведь я уже больше не ребёнок! Когда полетят журавли, мне минёт десять лет. Научите меня бить по щиту и бросать копьё. Я ведь тоже хочу пойти в Рим сразиться с римлянами.
Самый младший из них, смеясь, отвечал:
— Незачем так далеко искать римлян.
Такие слова огорчали стариков, только молча покачивавших седыми головами.
Многие из воинов моего отца любили меня. Прежде всего ко мне был привязан Думнак, искатель приключений, и Арвирах, нераздельный товарищ всех его похождений.
Они-то и выучили меня сидеть на лошади, управлять ею пятками и голосом, не бояться, когда она горячится, становится на дыбы и брыкается.
Они кроме того выучили меня действовать мечом, копьём и даже стрелять из лука, и хотя лук не считался благородным оружием, годным для военных действий, но он нужен был для охоты.