Сначала попробовал меня обучать друид различным священным песням и стихам; но я никак не мог одолеть их. Друид потерял терпение и сказал матери:
— Ну, я вижу, что Венестос никогда не станет никем, кроме охотника за оленями и людьми... Боги наградили его крепкой головой для того, чтобы он мог лучше выносить удары... Сожалею, что он так глуп; но верхом на лошади он будет очень красив.
Но матери моей вовсе не хотелось, чтобы я остался глупым: она призвала из Лютеции человека, много путешествовавшего по югу. Он выучил меня писать по-галльски греческими и латинскими буквами и говорить немного по-римски. К несчастью, он не мог остаться у нас более трёх месяцев. Когда он отправился домой, отец дал ему двенадцать живых баранов, а мать дала золота.
Я начал охотиться под руководством Думнака и Арвираха с сыновьями соседних начальников. Мы устроили общую казну: за убитого зайца платили две маленькие бронзовые монеты, за лисицу — серебряную монету, так как лисица считалась врагом дичи; за косулю — две серебряные монеты и т. д. В конце года, в день Ардуины, богини дичи, мы разбивали глиняный горшок с монетами и покупали итальянского вина, барана или быка, смотря по собранным деньгам, и приносили их в жертву богине. Мы угощали всех охотников и при этом не забывали и собак: в этот день мы украшали их цветами. Таким образом проводили мы время.
V. Я делаюсь воином
Мне минуло шестнадцать лет. Однажды отец сильно ударил меня древком от своего копья между лопаток; и так как я не плюхнулся носом, а устоял на ногах, то он и решил, что пора меня произвести в воины. Он не стыдился более появляться на людях с сыном и при всех выказывал мне свою привязанность.
Он устроил великолепное пиршество и пригласил на него всех начальников с Верхней реки с их свитой и человек двенадцать из именитых обитателей Лютеции.
Я расскажу вам впоследствии об обитателях Лютеции, а теперь пользуюсь случаем, чтобы познакомить вас с несколькими всадниками, соседями и вассалами моего отца.
Цингеторикс приехал издалека, так как усадьба его находилась у истоков Кастора, между озёр. Ему было лет тридцать; это был настоящий кельт, небольшого роста, с круглой головой, с живыми, совсем чёрными глазами и ресницами, с волосами, порыжевшими от известковой воды, со свежим цветом лица. Он был добрый товарищ, любил выпить, поговорить и несколько прихвастнуть. Слушая его рассказы об охоте, можно было только удивляться, что в лесах Галлии сохранились ещё какие-нибудь животные. А слушая его рассказы о войне, невольно являлся вопрос: не приближается ли конец мира?
— В этот день я убил более ста человек! — говорил он.
— Ну, полно, — возражал мой отец, — зачем так преувеличивать!
— Скажем пять, — соглашался Цингеторикс, — и довольно об этом.
Боиорикс владел усадьбой, находившейся у опушки леса, на правом берегу реки. Его предки также, как и наши, были белги. Роста в нём было семь футов голова у него сидела прямо на плечах, и он немного горбился, точно стыдился, что так велик. На плечах своих он, по-видимому, мог носить целые дубы, руками способен был задушить медведя, а ноги его походили на брёвна. Он не говорил о своих подвигах, но кулаком мог бы убить девяносто пять человек, которых не досчитывался Цингеторикс. Своими громадными пальцами он сгибал монету. При трапезе он страшно щёлкал челюстями, перегрызая кости баранов так же свободно, как и кости кур. Он выпивал кувшин одним залпом, и в горло к нему вливались целые бочонки. Ел он, обыкновенно, не говоря ни слова, но по огромному животу его можно было судить, что времени он не тратил по пустякам. Иногда он опрокидывался и начинал отдуваться, но с такой силой, что мог бы, как ветром, повернуть колёса мельницы. Он был очень добродушен и двигался всегда так осторожно, точно боялся раздавить кого-нибудь. Он добродушно переносил шутки Цингеторикса, который любил предлагать ему воды вместо вина. Но сам Цингеторикс не решался заходить со своими шутками слишком далеко. Он видел, как Боиорикс, рассердившись когда-то на пиру, схватил обеими руками дубовый стол и пробил им стену; в то время из глаз его сверкали молнии, а из уст, как гром, сыпались проклятия. Карманно владел замком, возвышавшимся на вершине Красной горы, находившейся почти напротив Альбы. Это был сухой человек неопределённых лет. Он был приятным собеседником, обладал тонкой наблюдательностью и глубокой мудростью, но по большей части был мрачен и молчалив. Его застенчивость объяснялась бедностью его обстановки: Карманно был очень беден. Рубашку он носил из грубой шерстяной линючей ткани, штаны со многими заплатами; на нём не было никаких драгоценностей, кроме обвясла, знака его достоинства, да и то, кажется, оно не было золотым, а только позолоченным. Свита его состояла из пяти человек, тогда как другие привезли с собою по двенадцати. И одета она была так же бедно, как и он. Вместо шлемов на головах у них были черепа животных. Отец мой впоследствии рассказывал мне, что владение Карманно было расположено на неплодородной земле и производило так мало, что едва прокармливало своего хозяина, его конюхов и крестьян, которых у него было очень мало, так как люди посмелее пошли искать более плодородной земли и более богатого господина.