Думнак, любивший давать всем прозвища, называл Цингеторикса петухом, Боиорикса буйволом, а Карманно кукушкой.
О других наших гостях я говорить не стану. Достаточно будет, если я скажу, что я не мог желать лучших зрителей для своих начинаний в военном Искусстве. Каждый из гостей привёз мне по подарку.
Именитые люди Лютеции поднесли мне широкий пояс из золочёной бронзы, замечательно искусно сделанный. От Цингеторикса я получил щит, отделанный вызолоченной бронзой, на которой был изображён бобр; от Боиорикса — шлем с прозрачным гребнем и с двумя орлиными крыльями. Даже Карманно, несмотря на бедность, подарил мне меч, стальное лезвие которого, вделанное в прочную рукоятку из слоновой кости, привело в восторг знатоков. Всадники и конюхи моего отца также сочли нужным одарить меня каким-нибудь оружием.
Теперь надо было доказать, что я стоил таких подарков. Лишь только стало светать, как я надел вооружение, освящённое старым друидом. Вскочив на богато осёдланную лошадь, я стал гарцевать на ней перед нашими гостями и крестьянами. Я перескакивал через изгороди и стены. Я бросался на столб, который на лету пронзал копьём и ударял щитом. Все поздравляли меня с успехом, и после этого начался пир.
В продолжение трёх дней в Альбе жило тридцать всадников, не считая наших, и двести конюхов из их свиты. Пришлось уставить столы под открытым небом. Кроме того, наши крестьяне и рабы сидели просто на земле и угощались остатками со стола.
Для этого празднества были изжарены целые бараны и быки, начинённые курами, гусями, утками, цаплями, журавлями и ежами.
Наши гости, томимые жаждой от солёных окороков, никак не могли утолить её, хотя кубки и кувшины подавались цепью, как вода во время пожара. Самый последний пастух получал в волю итальянских и римских вин. В последний день пиршество было в особенности так великолепно, что все старики и старухи вспоминают о нём.
Вандило пел свои лучшие песни; но под конец их не стали слушать, потому что все говорили одновременно. Даже Карманно стал разговорчив и высказывал правила и поучения так же мудро, как какой-нибудь друид. Отхлёбывая итальянское вино из золотого кубка, он ратовал против возрастающей роскоши и привоза иностранных вин, говоря, что они сгубят храбрость галлов. Цингеторикс рассказывал о сражениях и убивал сотни врагов, которых отец мой упорно старался воскресить. Два конюха завели ссору и схватились своим оружие; Думнак и Арвирах бросились разнимать им, и умиротворили так ловко, что лица оказались разбитыми у всех четверых. Гости из Лютеции вскочили на почётный стол, и среди блюд и кубков начали исполнять азиатский танец. Боиорикс был этим очень доволен и, завывая от радости, так ударил по столу кулаком, что стол сломался посредине, а танцоры и зрители очутились на земле вместе с блюдами и кубками.
Итак, я стал воином. Мать моя оказывала мне почтение, как хозяину дома. Отец обращался со мной, как с товарищем по оружию, выжидал случая, чтобы доставить мне возможность в схватке с неприятелем приобрести золотое ожерелье всадника.
VI. Цезарь в Галлии
По всей стране носились слухи о войне. Говорили, что римляне, давно спокойно сидевшие у себя в провинции, перешли за её границу. Во главе их шёл один из знаменитейших предводителей, человек, который выдавал себя за потомка богов.
На следующий год после моего посвящения, гельветы, находившие горы свои очень тесными, захватили страну эдуев[7]. Они уже добрались до прибрежных стран, как навстречу им вышел Юлий Цезарь. Он остановил их, разбил наголову и приступом взял их укрепления. Из пришедших трёхсот пятидесяти тысяч человек в горы и в ледники вернулось не более ста тысяч.
Затем Цезарь пошёл против диких германцев, нисколько не устрашась громадного роста и ужасного вида воинов, которые в продолжение четырнадцати лет не спали под кровлей. Он разбил их и отбросил в глухие леса Германии.
В Альбе немало говорили об этих битвах. Многие восхваляли храбрость римских легионов, восхищались мудростью Цезаря и хвалили его за то, что он оградил Галлию от нашествий диких гельветов и ещё более Диких германцев.