С помощью попавшегося под руки обломка мы могли плыть, действуя только ногами, и пристать и соседнему острову. Ночью в простой рыбацкой Лодка мы вышли в море, откуда на следующий день добрались до маленькой бухты и высадились на берег.
Через месяц я в смущении вернулся в Альбу. Там я нашёл Думнака и Арвираха, вернувшихся с нижней Сены, один раненый в голову, а другой с рукой, проткнутой стрелой.
И без наших рассказов в отцовском доме все были огорчены и ходили с вытянутыми лицами, хотя отец гордился моими подвигами, а мать с нежностью смотрела на меня. Дома я услыхал вещи, ещё более ужасные, чем те, что я сам видел. В Галлии не нашлось ни единого местечка, не поражённого несчастьем. Цезарь находился на востоке, где он избивал гельветов и германцев; затем его видели, так сказать, на наших глазах, уничтожающим белгов, и наконец о нём слышно было с запада, где он воевал с галльскими племенами. Он вертелся вокруг Лютеции, как волк вокруг овчарни, но внимание его было всегда отвлечено другой добычей. Всюду, где он проходил, воздвигались укреплённые лагеря, которые исподволь окружали паризов, как железным кольцом. И кольцо это было совсем тесное, так как с горы Камул, где обитатели Лютеции устроили наблюдательный пост, виден был холм с только что взрытой почвой, белевший среди зелени, и на этом долме при солнечном свете блестели шлемы.
Война Цезаря с жителями Арморики обеспокоила обитателей Лютеции. Они послали в Альбу гонцов с Просьбой послать на нижнюю Сену несколько сотен всадников, конюхов или крестьян, вооружённых луками и пращами.
Отец мой сказал гонцам, что, зная, как римляне приблизились к нам, нельзя оставить деревни без защиты. Кроме того, чтобы пройти к нижней Сене, отряду придётся пробиться через легионы.
Гонцы из Лютеции уехали, повесив носы. Это ещё более усилило разлад между Лютецией и Верхней рекой.
Но однажды призывная труба едва не прозвучала во всей долине, начиная от замка Цингеторикса до домика Карманно. Покрытый пылью всадник привёз вести от родного брата моей матери. Дядя умолял Моего отца поскорее привести к нему всех имеющихся у него воинов. Воинственное настроение заставило забыть всякое благоразумие, и долина Кастора подняла ь вся. Но ночью к нам пришёл сам дядя, запылённый, утомлённый, весь в крови и с изломанным шлемом. Была минута, когда он с союзниками надеялся держать верх: три римских легиона, осаждённые в их укреплённом лагере, лишённые всяких сношений с Цезарем, воевавшим в это время в Арморике, готовы были сдаться. Сорок тысяч галлов осаждали восемнадцать тысяч римлян. Неосторожность молодых предводителей, не слушавших благоразумных советов, всё погубила. Приступ, поведённый без должных приготовлений, был отражён, и внезапно высадившиеся легионы разбили галлов.
Через несколько дней у нас узнали о поражении венетов. Не подозревая ещё, что я принимал участие в битве, в Альбе пришли в ужас, услыхав об этом поражении. Всё погибло! Морские герои Арморики победители вихря и ада Океана, спали теперь в глубине морской, поедаемые раками и другими животными.
Следующие дни после поражения были ещё хуже, чем день самого поражения. Под розгами и топорами погибали венетские старейшины. Весь остальной народ был отдан торговцам людьми из Рима и как военная добыча продан тем, кто предлагал хорошую цену. Храбрые галльские воины и красивые девы с белокурыми косами за бесценок продавались на рынках Италии, Африки и Азии. Эта плоть от нашей плоти считалась самым дрянным товаром.
Что прибавляло ещё более позора этому бедствию, это то, что и тут нашлись галлы, помогавшие Цезарю губить своих соплеменников. Да когда же наконец Галлия перестанет раздирать себя своими собственными руками?
И снова всюду разносились вести, что легионы показывались на севере, на востоке, на юге — везде, в торфяных ямах и в болотах Нижнерейнской долины. Цезарь, погружаясь в топи по брюхо лошади и по золотую луку седла, уничтожал города, терявшиеся среди поселений бобров и логовищ кабанов. Со стороны Рейна он освобождал племена, захваченные германцами, останавливал течение реки четырьмястами тысячами трупов воинов, перемешанных с нежными телами женщин и детей. Он усмирял непокорный Рейн и пропускал его, словно сквозь ярмо, под выстроенный им мост.
Когда путешественники рассказали нам об убийстве шестисот храбрых южных воинов, которые умерли около своего вождя все до последнего человека, у нас все вскрикнули от восхищения и горя. Наши воины молча пожали руку отцу, а взоры их говорили: «Веди нас против этих римлян. Если судьба изменит тебе, то никто из присутствующих не переживёт тебя. Мы поступим так же, как поступили те верные воины. Мы твои и на живот и на смерть».