Мобильник зазвонил так внезапно, что Алиса вздрогнула. Ну, если это бывший муж, скотина такая, она из принципа трубку не снимет. Сволочь проклятая, всю жизнь ей сгубил – вчера заявился домой в полночь, причем без запаха духов и помады на щеке: небось успел где-то помыться, хитрый подлец. Схватив трубку, Алиса едва не уронила ее обратно – на дисплее высветился номер ее непосредственного начальника, князя Павла Сеславинского. Сейчас ей определенно «вставят» за опоздание на брифинг, и ссылка на пробку не поможет. Как выражается на «разносах» безжалостный князь, «мадам, забудьте про ваши баронские понты и езжайте на метро».
– Алло, – пискнула она дрожащим голосом. – Пал Евгеньич, я…
– Баронесса? – голос Сеславинского дрожал не меньше, чем ее собственный. – Какое счастье, что я вас нашел! Вам нужно срочно приехать в управление департамента полиции, на Цветной бульвар[6]. Мне уже отовсюду звонили, включая и министерство двора, и жандармерию. Требуется ваша помощь.
Сердце Алисы упало – на самое дно машины, к каблукам туфель.
– Ваше сиятельство, – робко вопросила она, – а Каледин там будет?
– Сударыня, – в тоне князя появились металлические нотки. – Ваши семейные дела меня не касаются. Сегодня ночью произошло жестокое убийство, судя по почерку – серийный маньяк. Вы хоть догадываетесь, кто был убит?
Выслушав страшное сообщение, Алиса сразу забыла о возможной неприятной встрече в полицейском управлении. Швырнув мобильный на сиденье, она крутанула руль «Тойоты», выезжая на тротуар. Бампер с грохотом ударился о телефонную будку. К машине, махая саблей, оперативно бросился скучавший в отдалении городовой в белом полушубке. Чуть замедлив ход, Алиса на ходу сунула в его руку «шаляпинку» номиналом в пятьдесят золотых, и служивый сейчас же потерял к ней интерес. «Тойота» истерически взвизгнула изношенными тормозами, исчезая за поворотом…
Глава третья
Артефакты
(21 февраля, понедельник, позднее утро)
Закончив процедуру, я вернулся домой – усталый, но довольный. Первым делом сбросил прилипшую к телу одежду прямо на пол в прихожей – несмотря на холод, заполняющий пространство узкого коридора, я желал почувствовать кожу свободной от любого покрова. Времени у меня было в обрез, но я не мог отказать себе в любимом удовольствии: наполнил ванну и погрузился в экстремально горячую воду – настолько, что тело обжигало болью. Стало намного легче – напряженные мускулы расслабились, невидимые молоточки перестали стучать в висках: опустившись до подбородка в исходящую паром жидкость, я ощущал откровенное наслаждение, смешанное с томлением. Прошло десять долгих минут – нащупав пальцами ноги цепочку на дне ванны, я полностью выпустил воду и повернул рукоятку душа. Подставив свое нежное лицо под упругие струи воды, быстро намылился абрикосовым гелем – мыльные струйки потекли по моему великолепному животу, враз покрывшемуся белоснежным слоем, будто сливочный торт на Рождество. Как же я люблю себя – век не отрывался бы от зеркала, но не могу: стыдно признаться, иногда красота моего тела вызывает у меня самого смутные желания. Видел ли меня кто-нибудь на улице? Сомнительно: светает сейчас поздно – соседи наверняка проигнорировали мой визит. Да и самих-то соседей вокруг негусто – домишко куплен на отшибе, пускай и в престижном месте: неподалеку от Трехрублевского шоссе, где так любят селиться звезды купеческого и дворянского гламура. На вскрытие первого ларца ушло немного времени – хвала Всевышнему, опыта в этой области у меня достаточно. Городовые уже наверняка обнаружили сюрприз, который я оставил им в самом центре Столешникового переулка. Упакован ларец, как всегда, отлично – не пролилось ни единой капли драгоценного бальзама, да и нечему там проливаться. В переулке никого – шаром покати, только пьяный бомж, закутавшись в немыслимую кучу барахла, спал у церкви сном младенца. Помешать мне не могли, и я успел живописно разложить детали ларца – вышло безумно красиво, прямо натуральная картина Рубенса. Но, разумеется, самый лучший артефакт я заботливо приберег для себя.
Я не стал вытираться – мне нравилось после ванной ощущать на коже бархатистую гладкость геля и крошечные капельки воды. Оставаясь обнаженным, я подошел к целлофановой упаковке, где, умиляя душу своей потрясающей первозданной свежестью и деликатным запахом, лежал первый добытый мной артефакт, извлеченный из нутра ларца. Смежив веки и скрестив по-турецки ноги, я сел в самый центр голубой схемы, привычным движением задрав вверх подбородок. Осторожно, словно хрустальную вазу, я двумя руками почтительно поднял драгоценный артефакт. Дрожа от нетерпения, положил его на язык, пупырышки которого восторженно дрогнули, ощутив подзабытый терпкий вкус. Слегка прикусив податливую ткань, я положил артефакт в кружочек в виде черепа, начертанный голубым мелом посреди правильного большого круга: мои губы окрасились в приятный розовый цвет. Склонив голову вперед, я замер, превратившись в изваяние – моя грудная клетка почти не вздымалась: очевидно, со стороны казалось, что душа покинула мое бренное тело.
Через двадцать минут в комнате послышался утробный, тянущий звук на одной ноте, похожий на тибетскую молитву: он лился из меня, как густое подсолнечное масло. Я открыл глаза – комнаты больше не существовало. Я находился в другом измерении, в причудливых лабиринтах которого я был всего лишь гостем. Я видел черное пламя, поднимавшееся из земных глубин и достигавшее небес, вызывающих трепет чудовищ с перепончатыми крыльями, разверзшиеся от землетрясений долины и бурные волны взбесившихся морей, превращенных в кровь. Похожие на драконов птицы падали и разбивались насмерть – их перья облаками кружились в последнем танце. Я готов был поклясться, что слышу раскатистый хохот: однако не исключено, что это смеялся я сам. Огромный силуэт поднялся над хаосом, злобно блеснули глаза на покрытой шерстью морде. Черное пламя превратилось в ревущий шар, ударило мне в лицо миллионом искр, обуглив оскаленный от радостного смеха череп…
Перед моими глазами снова оклеенная потертыми обоями комната с железной кроватью и треснутым зеркалом. По лбу сбежала струйка пота, кожа на щеках подрагивала от нервного тика. Чем ближе финал, тем явственнее станут мои видения. Я все сильнее, до судорог в мышцах, буду ощущать нестерпимый жар пламени, обонять смрадное дыхание чудовищ, захлебываясь, тонуть в глубинах кровавых морей. Где гарантия, что в этот момент я и вправду не переношусь в потусторонний мир? Прошло всего четверть часа, но я чувствую себя так, словно неделю разгружал вагоны.
Процедура, а затем и сложная медитация отнимают много сил: наверное, то же самое ощущает лимон в соковыжималке. Дрожащей рукой я прикоснулся к волосам, мокрым то ли от купания, то ли от пота. Дело сделано. Первый шаг совершен. Осталось вскрыть еще четыре ларца – эта задача, откровенно говоря, не так уж и сложна… А вот с пятым, бальзам которого необходим для отдельной, финальной церемонии, придется потрудиться. Именно этот ларец до последней секунды финального таинства обязан оставаться в сознании, а его мозг – функционировать. Скажете просто? Да куда там: некоторые сразу умирают от разрыва сердца. Если б не мое терпение, достойное стойкости викингов, то я бы уже давно угодил в клинику с нервным срывом. Что скажет художник, если за час до окончания картины вспыхнет огонь и уничтожит его шедевр, любовно создаваемый целый год? То-то и оно. К счастью, на этот раз я запасся необходимыми медицинскими препаратами. Пара уколов – и все пройдет чудесно.
6
На углу Цветного бульвара и Садовой располагалось московское отделение МВД: департамент полиции и Отдельный корпус жандармов являлись структурами министерства. Известное ныне здание на Лубянке занимало страховое общество «Россiя».