И у него тряслись руки так, что штрихи выходили неуверенными и неровными.
Коста вытянул пальцы вперед и усилием воли, сделав несколько глубоких выдохов, попытался погрузиться в “созерцание” – снег за окном, шпили вдалеке, развевающиеся штандарты, прямые улочки… но пальцы дрожали все сильнее, и что-то темное внутри, горячее, застилающее глаза алым маревом поднималось изнутри. Он начал дышать рвано, с присвистом, пока просто поднялся, отбросив стул в сторону.
– Хватит!!! – выдохнул он задыхаясь.
Наставник поднял седую голову от стола – дневного света внизу было достаточно и они сегодня опять “собирали” куски карты вживую, соединяя то, что зарисовал Коста и те участки, которые делал сам Хо, проверяя друг друга дважды. Полуровня – мастер, полуровня – ученик.
– Я…я… я… н-н-н-е-е-ем-м-м-могу б-б-б-больше… – выдавил Коста наконец. И вытянул вперед ходящие ходуном руки. – П-п-п-пальцы трясутся… я п-п-п-просто н-н-н-немогу б-б-б-ольше…
– Малец… тише, малец… – мастер начал осторожно вставать из-за стола.
– Н-нн-не п-п-пойду б-б-больше… – выдохнул он рвано. – В-в-в-вниз…
– Контроль! – прошипел мастер Хо. – Контроль, щенок!
Но красная пелена уже застлала все перед глазами – заикание пропало и Коста выпалил всё, что думал: о том, что даром не сдались фениксы, заработанные таким трудом; о том, что у всех наставники, как наставники; о том, что можно искать нормальные заказы, а не рисковать так; о том, что черный мешочек, выданный накануне сиром Блау – уже пуст, он, Коста видел; что мастер опять куда-то спустил все деньги и что вообще он отказывается, больше никуда не пойдет…
– Пойдешь! – орал в ответ Мастер. – Пойдешь, щенок! Слово крепче плетений!
…припомнил Форт, ворованные сани и даже разрисованные ткани, которые подсунули торговцу, с краской, которая вспыхнет от малейшей искры, и что ему до сих пор сняться сиры в ханьфу, с пылающими вкруг подолами…
– Вопрос решен! Я сказал вопрос с тканями решен, щенок! – Мастер рассердился так, что на щеках появились алые пятна. – У нас ещё два дня отдыха, чтобы через два дня был собран и готов!
Но Коста уже не слышал – схватил верхний стеганый халат, и как был, вылетел на улицу.
Не пойду.
Не пойду. Не могу больше.
Успокоился он, намотав пару кругов по старой части города и основательно замерзнув. Было стыдно за собственную несдержанность, стыдно, за то, что было стыдно, стыдно возвращаться обратно и ещё больше стыдно, что мастер в итоге оказался прав. Почти девять зим – зря. Он так и не научился контролировать ярость внутри.
– Порченая кровь Хэсау, – пробормотал Коста под нос, слышанные единожды слова от Наставника.
Как он пришел к дому обозного торговца, Коста не помнил, но в окнах горел свет, и на этот раз ему открыли сразу после второго стука.
Старый Керн, дом торговца
Коста уже десять мгновений грел руки о глиняную пиалу и медленно цедил жидкий чай. Объяснять зачем он пришел – не пришлось, хотя Коста придумал сразу две причины.
– Помощник мастера… К отцу? Его нет, он скоро будет, – дочь торговца открыла дверь сразу и проводила его на кухню. – Твой мастер был вчера.
Коста удивился, но промолчал – по привычке. Три декады в обозе он вел себя тихо, говорил мало – больше слушал, запоминал и рисовал, “тихий малец” – такое прозвище он получил в караване. Поэтому его так просто пустили в дом. С легкого языка Наставника все знали, насколько он безопасный и молчаливый. Говорит мало, ест много, заикается и – постоянно рисует.
На кухне было пусто и пыльно, как будто редко готовили, или… Коста увидел край мерных алхимических весов, рассыпавшиеся веточки травы с красивыми соцветиями, маленькие холщовые мешочки, с витой тесьмой сверху и красным оттиском краски на боку… или кухню используют для других целей.
– Чай, высокогорные сборы, – пояснила дочь торговца резко, отобрав сухую веточку из рук и раздвинула ширму, перегораживая часть кухни. – Теперь торгуем чаем, идет хорошо.
– А соль? Сушеные водоросли и ткани?
– Соль? – переспросила дочь торговца. – Уже продали всю…
– А т-т-ткани?
– И ткани…
Коста смотрел, как девушка наклоняет голову, врет и улыбается без тени смущения. Мастер прав – он совсем слепой. Как щенок. Так и не научился видеть “сути”, ни людей, ни явлений.
Торговец вернулся раньше, чем Коста допил первую пиалу с чаем. И тоже не удивился визиту и отсчитал дочь.