— Распорядись, чтобы их кормили лучше.
На этот раз Дэй цокнул вслух:
— Они и так едят лучше, чем слуги… а то что она орет — так после улицы она постоянно орет, сколько не корми ни ее, ни котят!
— Распорядись, — не стал спорить Нэй, продолжая нежно почесывать кошку под подбородком. — Ненавижу это, — выдал он буднично. — Просто ненавижу… видеть глаза этих детей, когда алтарь сжирает их…
— Это последний раз…
—… и стул… там восемьдесят ступенек, тащить меня вниз в алтарный зал, тащить вверх… ради чего? Чтобы ещё раз убедиться, что это бесполезно?
— Договор с Аррами заключал ваш отец и только благодаря ему… — он не продолжил, посмотрев на стул на колесах.
— Я помню, Дэй. Каждое шекково утро, когда я просыпаюсь, открываю глаза, забыв, что больше не могу ходить, я вспоминаю, благодарю кому живу… если это можно назвать жизнью. Иногда я жалею о том, что отец заплатил Аррам.
— Вы живы, — просто произнес он.
— Сина это не спасло.
Они помолчали.
— И вы — Глава. Единственный наследник. И… — менталист помедлил. — Кто-то должен опять сообщить Госпоже Фу…
— Позови госпожу Эло, — распорядился Нейер с тяжелым вздохом. — Я сообщу ей лично о том, что будет ещё одна последняя попытка.
Октагон, Главный остров
Задние покои господина Вэя
Садхэ стоял на коленях.
И рассматривал свое отражение в медном кувшине напротив. Отражение искажалось, вытягиваясь по длине и в стороны, и он покрутил головой, кривляясь.
Его первое клановое послушание в детстве проходило на кухне, до того момента, как его способности заметил предыдущий господин Управляющий, служивший ещё у дяди сира. Заметил, как он ведет учет всех тарелок на кухне, приборов, котлов, и точно на глаз может определить запас дров, количество муки в мешке. Заметил, выделил его, и потом перевел на верхние ярусы, отправив учиться. Кому-то помогает сила, кому-то ум, кому-то связи, кому-то просто везёт, а ему помогли тарелки. Медные, начищенные до блеска тарелки, в которых точно также можно было видеть свое отражение.
Садхэ вздохнул. Потер рукавом край пузатого кувшина, чтобы стереть следы пальцев, и, опустив голову вниз, вернулся к занятию, которым не занимался уже десятки зим — чистке ковров.
— Воды…
Садхэ вычистил уже большую часть, остался маленький кусок около стола. Маленький, но самый грязный — ковер из красного стал почти черным, когда из задних покоев Главы вывалился, пошатываясь и держась за косяк, господин Сейши.
— Воды… во имя Исхода…
Садхэ кивнул на медный кувшин — единственный уцелевший во всех покоях после событий накануне, и Наставник, прихрамывая, добрался до стола, поискал глазами пиалу… из которых не осталось ни одной целой… и потом просто приложился к горлышку, опрокинув весь кувшин.
Садхэ тер ковер. Щетина щетки поскрипивала. Господин Сейши напился, освободил кресло от хлама — разбитых кусков посуды, остатков поломанных приборов, и даже кусков ширмы, которая отлетела в эту часть комнаты, когда господин Вэй потерял контроль над силой — освободил, просто сбросив все на пол, и со стоном облегчения рухнул в кресло.
— Так и не смог отпереть? — хрипло уточнил господин Наставник.
Садхэ отрицательно помотал головой.
Плетения, которые Глава Вэй бросил на комнаты, перед тем, как окончательно отрубиться, не мог вскрыть не только он — их не могла вскрыть и «звезда» снаружи. Хотя он бы не сказал, что они очень рьяно пытались. Когда Глава выходит из себя — подальше держаться все, не только те, кому в этот момент не повезло оказаться на Главном.
Садхэ опустил щетку в ведро, поболтал, и потом снова с философским смирением продолжил устранять последствия вчерашнего возлияния.
А что ему ещё оставалось делать в ожидании, пока проснется Глава?
Они пили почти всю ночь и почти весь день. Два желчных старика, которые за две зимы не сказали друг другу ни слова.
Пили, после того, как ругались полдня так, что стены центрального корпуса резиденции прошибали волны силы.
Пили, ругались, вспоминали прошлое, швырялись плетениями и посудой. Всех слуг Глава вышвырнул ещё днем, а вечером — к нему отказывались заходить вообще все, поэтому еду и напитки пришлось пришлось приносить Садхэ. Вспомнить прошлое, и как нужно носить тяжелые, уставленные тарелками подносы.