До окончания второго раунда остаётся двадцать секунд. Всё это время я стою перед ним и смотрю в глаза.
Этого ты хотел?
Звучит сирена. Дифферы дырявят стенки октагона, но я не слышу рёв толпы. В зале царит молчание. Где-то вдали прокатывается волна перешептываний, но зрители больше не кричат.
Я возвращаюсь в свой угол и протягиваю руку. Бутылка воды ложится в ладонь, а затем я слышу незнакомый голос:
– Привет, Никита.
Оборачиваюсь. Николай стоит в стороне в окружении трех китайцев, а четвертый, улыбаясь, отдает мне воду.
– Сыны Си пришли посмотреть на твой последний бой, – говорит он и кивает к трибунам.
Я смотрю по сторонам. Они стоят повсюду – по паре человека напротив каждого ребра октагона. Некоторые прячут руки за спиной, другие не стесняются держать оружие. Я веду взглядом дальше и нахожу в вип-ложе ещё одного. Китаец смотрит с высоты третьего этажа, он главный.
Шумякин всё рассчитал. Как раз к вечеру Сыны Си получили разрешение – забрать мою жизнь. Но моё время ещё не закончилось. Остался один незавершенный бой.
– Спасибо, – я возвращаю китайцу бутылку. – Полотенцем помаши!
– Аха-ха! Хрен тебе!
Хватаю его за плечо, сжимаю. Хрустят суставы, кости. Он вползает на арену ведомый моей рукой. Скулит и стонет.
– Маши! – приказываю я.
Находясь в полуобморочном состоянии от болевого шока, Китаец стоит на коленях и обдувает меня полотенцем. Я смотрю на главного в вип-ложе. Тот смотрит на меня.
Начинается третий раунд. Гремлин выходит на середину, выпускает импульс. Я блокирую его руками. Он выпускает второй и тут же – ещё один. Импульсы лишь пошатывают меня, заставляют отойти на пару шагов назад. Гремлин прогибается, его глаза чернеют, из легких рвётся хриплый крик. Он выпускает ещё четыре бесполезных импульса.
Гремлин отступает к стене, сползает на пол. Он использовал бустерные запасы сил и без помощи лекарей уже не встанет. Он обездвижен, сломлен, потерян.
Мои шаги отбиваются в октагоне эхом. Он содрогается, я опускаюсь рядом, беру его за руку. Ощущаю хранилище сил, но сейчас оно опустело. В его глазах скапливаются слезы.
Разряжаю руку и вытягиваю на себя остатки сил. Останавливаюсь, запечатываю канал. Гремлин выпучивает глаза, белки на миг закрашиваются фиолетовым, но также быстро обесцвечиваются и становятся прежними. Я хочу убрать руку и посмотреть на образ печати на запястье Гремлина, но не делаю этого. Публике не нужно знать, что здесь произошло.
Гремлин протягивает руку, он хочет задействовать резервы, но не может поверить, что их больше нету. Нету навсегда.
Изъятая и запечатанная во мне сила протекает по руке и смешивается с силой в груди. Соединение проходит жестко, будто я вылил стакан воды в сковородку раскаленного масла. В груди жжет, трещит. Ещё немного и тресну напополам. Сила переполняет голову, становится тяжело дышать, думать. Я закрываю глаза, вспоминаю наставления Скора.
Для разнозаряженной силы нужно найти правильные амплитуды. Грудь сдавливает, я едва не падаю на колени. Уравновесить, обуздать, аннигилировать, подчинить… Чувствую вкус кровь во рту. Хватит!
И вдруг всё успокаивается. Уходи боль, паника, я снова открываю глаза. Всё как и прежде, за одним исключением. Сила приумножилась. Она колыхалась внутри, словно океан в ветреную погоду. Я мог её удерживать, но не знал – как долго. Тело само подсказало. Это походило на озарение, мышечную или генную память. Я знал и одновременно не знал, что нужно делать.
Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, выпадаю на левой ноге и вскидываю правую руку. В сжатом кулаке собирается так много силы, что она вырывается наружу непрерывным лучом. В помещении гаснут все лампы и прожекторы, оставляя людей в свете экранов смартфонов. Луч пронизывает силовую защиту октагона, словно иголка полиэтиленовый пакет. Я направляю его в китайца в вип-ложе. Помощник валит босса на землю, луч проходит над головой и проделывает дыру в бетонной конструкции над лоджией. Блоки рассыпаются в пыль, обваливаются.
Впервые за весь вечер ведущий закрывает свой рот, не вставляет больше ни слова. По толпе разносятся волнительные возгласы. Люди пытаются понять: это всё ещё часть шоу, или что-то идет не по плану.
Исчезают стенки октагона, сыны Си взбираются на арену и держат оружие наготове. Пыль над вип-ложей рассеивается, наверху снова показывается главный. В руке он держит огненный шар.
Китайцы взводят оружие, целятся, что-то кричат друг другу.
Интересно, сколько пуль выдержит моё тело, прежде чем испустит дух? Напоследок я думаю о Диане. Поднимаю голову и наблюдаю за кусочками конфетти, опускающимися на арену…