— В несколько сотен раз, — подтвердил ее догадку Касс.
— Я всегда думала, что столицу спрятали в этом месте для того, чтобы сюда могли попасть только избранные. А оказывается… — сейчас Оливия понимала, что имел в виду Ястреб, называя Азаандар последним рубежом.
Касс понимающе улыбнулся.
— Не всегда за красивой оберткой скрывается столь же привлекательная начинка.
Когда Магрид предложил создать здесь город и сделать его столицей, его посчитали сумасшедшим. Теперь называют великим.
— Это была его идея? — спросила Ли.
— Его, — герцог, насытившись, откинулся на высокую спинку стула и с удовольствием отвечал на вопросы девушки, удивляясь тому, что впервые за все время имеет возможность разговаривать с ней спокойно и без лишних эмоций. Неизвестно почему, но ему это нравилось. Нравилось видеть на ее лице живой интерес, слышать, как звучит ее голос, и смотреть на нее Кассу тоже нравилось. В ней не было присущего большинству знатных шейн Аххада жеманства и аффектации. Она была искренней и честной во всем, что делала и о чем говорила.
Она была настоящей, такой настоящей и понятной — как воздух, вода и солнечный луч, греющий своим теплом в холодный осенний день.
И с ней не нужно было притворяться, изображая из себя кого-то, кем ты на самом деле не являлся. Ей было наплевать, с какой стороны от тарелки ты кладешь вилку, как красиво в твоей руке смотрится бокал с вином, и ровно ли при этом ты держишь спину.
Так легко и непринужденно Касс уже давно не общался с женщиной, и что было самым приятным — с умной женщиной. Ей не требовалось разжевывать и лишний раз повторять обычные вещи. Она быстро вникала в то, о чем он говорил, иногда с полуслова понимая то, что он пытался до нее донести.
На Азаандар тихо спускалась ночь, в комнате, тихо потрескивая, горели свечи и пламя, жадно лижущее каменное нутро камина, отбрасывало на стены мягкие тени, придавая их спокойному разговору атмосферу домашнего уюта и тепла.
— Пора спать, — время перевалило за полночь, и как бы Кассу не хотелось и дальше беседовать с охотницей, но отдохнуть им обоим было просто необходимо.
Завтрашний день обещал быть насыщенным и полным сюрпризов, а в том, что Магрид их преподнесет, герцог даже не сомневался.
Девушка вздрогнула после его слов, и Касс понял, почему она задавала ему так много вопросов и почему разговаривала с ним так непривычно долго. Она намеренно оттягивала момент похода в спальню. Охотница, способная в одиночку убить карука, скрутить здоровенного орка и противостоять десятку пьяных мастримов, его боялась. Боялась засыпать рядом с ним в одном тесном замкнутом пространстве. Несмотря на данное ей обещание больше ни к чему ее не принуждать, она ему не верила.
Не верила и опасалась.
Настроение стремительно упало, а на душе вдруг стало так паршиво, словно туда ведро помоев вылили, только винить Кассэлю за это кроме себя было некого.
Герцог, подчеркнуто-показательно забрав с кровати в спальне подушку, бросил ее на диване в гостиной и, стянув сапоги и дублет, стал устраиваться на ночлег.
— Там в шкафу есть мои рубахи и халат, — повернувшись на бок, как бы между прочим бросил он. — Можешь взять переодеться.
Приказ Магрида остаться во дворце застал их врасплох, и если у Касса в Арум-Рисире всегда была сменная одежда, то для Оливии заказать что-то подходящее он мог только утром. Герцог искренне надеялся, что девушка не побрезгует спать в его вещах, в противном случае ее собственный костюм к завтрашнему дню обещал выглядеть крайне неприглядно, а давать повод насмехаться над ней заносчивым дворцовым модницам Кассу не хотелось.
Охотница, беззвучно затворила за собой дверь, погрузив комнату в тишину. Закрыв глаза, Касс тяжело вздохнул. У него никак не получалось избавиться от едкого привкуса горечи, появившегося во рту после разговора с Оливией. Чем ближе он узнавал ее, тем тяжелее было нести на себе груз вины за ее изломанную жизнь. И тем болезненней было осознавать, что вся ответственность за то, что с ней произошло, лежит на нем.
Касс привык брать на себя ответственность. Он был воином, возможно, излишне резким, грубым, а порой безжалостным и жестоким, но, оглядываясь назад, он никогда не сожалел о том, что делал, и никогда не испытывал стыда за свои поступки, кроме одного единственного…
Если бы он только мог хоть что-то исправить…
Если бы только мог…
Ли уселась на высокую кровать под пышным красивым балдахином, прислонившись плечом к витой деревянной стойке. Очень хотелось задать себе вопрос — что она здесь делает? Только задавать его было страшно, потому что не понимала, для чего она здесь и зачем ввязалась в эту опасную и чуждую ей авантюру.