– Разве нет! – фыркнула Целительница, поднимая шлейф своего платья и перекидывая его через плечо на манер тоги. – Еще хуже!
Ниже талии, вместо ног у Гигейи было змеиное туловище – такое же молочно-белое, как кожа рук и лица, только к самому кончику хвоста слегка темнеющее до оттенка топленого молока, такого же цвета зигзагообразный узор украшал змейку вдоль позвоночника. Стражница едва удержалась, чтобы не стукнуть себя по лбу – понятно теперь, почему лицо и манера речи Целительницы ей кого-то сразу напомнили. Седрика!
– Кажется, ты уже готова разделить мнение Михаила, а Стражница? – насмешливо поинтересовалась женщина-змея. – У вас же все змеелюды – лживые двуличные твари.
– А разве не так?
– Почти, – уклончиво ответила Гигейя. – но вот Оракула, так уж вышло, даже я не могу обмануть, стало быть – в данном случае честна, как перед Гекатой!
– Черта с два! – опять завелся Сокол. – В лучшем случае – опять недоговариваешь!
– Если своими птичьими мозгами чего-то не понимаешь, молчал бы хоть, когда никто не спрашивает, гусь неощипанный!
– Гадюка подколодная! – не остался в долгу Михаил.
Оракул тихо застонал, обхватив голову руками.
- Гигейя, ты не могла бы заняться раной Вилл, пока они не вернулись в Меридиан? Ожог несерьезный, но юную девушку шрамы отнюдь не украшают.
– В переводе на нормальный язык – “пошла вон”. С-с удовольствием! – демонстративно развернувшись, Целительница изящными извивами заскользила прочь. – Пойдем, деточка. Не надо делать такие глаза, я не кусаюсь! – мелодично усмехнулась и добавила. – Исключительно целиком заглатываю.
Стражница, утешая себя мыслью, что Оракул действительно не послал бы ее с Гигейей, если бы та была чем-то опасна, без энтузиазма поплелась следом. Смутно подозревалось, что предложение Оракула было направлено больше на попытку сберечь хотя бы остатки нервов – Сокол и ламия обладали паранормальным талантом раздражать друг друга, поэтому разведение этой парочки на максимальное расстояние явно было единственным способом заткнуть им рты
- А ты, Михаил, слетай, проветрись, тебя позовут, когда будешь нужен.
Крылатый рыцарь, в отличие от Целительницы, не стал комментировать распоряжение и удалился практически мгновенно.
– Госпожа Гигейя, – неуверенно окликнула ламию Элион и, когда та обернулась, подняла руку с серебряной змейкой на запястье. – может быть, вы знаете, что это за браслет?
– Это? Наверное, Лаймы вещица, Черные ламии любят побрякушки. А в чем дело?
– Да нет, просто… спасибо.
Апартаменты Целительницы выглядели живописно: в центре небольшого зала прямо из мраморного пола росло огромное яблоневое дерево, сквозь плотную крону мозаикой бликов и теней ложились на пол и стены солнечные лучики. Одну из стен обвивал темно-зеленый плющ, возле нее журчал небольшой фонтанчик, стоял низкий восточного вида диванчик и несколько узорчатых подушек на ковре, по другую сторону от дерева помещение больше напоминало лабораторию или кухню ведьмы: с пучками сухих трав на стенах и множеством полочек, заставленных всякими банками-склянками и колбочками-пробирками с таинственным содержимым.
– С-садись, – Гигейя кивнула на диванчик. – Ми-иленький укус, просто чудесный… – прохладные пальцы аккуратно изучили слегка саднящую скулу Вилл. – хватит ёжиться, сказала же, я тебя не съем, мы нынче на диете!
– Извините. Слишком много змей последнее время на квадратный метр моей ранимой детской психики! Когда эта гидра из моря выглянула, я уж думала – поседею! Ни за что не поверю, что Геракл на такую махину с мечом выходил!
Стоп! Если эта «веха воды» была зарождающимся миром, созданным при помощи только-только угодившей в Хаос Ирмы, то откуда там взялась Левиафан? Опять не сумела задать Оракулу нужного вопроса вовремя!
– Геракл и Иолай с болотной гидрой бились, они куда мельче океанских, – выискивая что-то на своих полочках, сообщила ламия. – хотя в той истории полно чуши! Если гидре срубить одну из ее голов, она действительно отрастет заново – но через довольно продолжительное время. Больше двух голов у них не бывает никогда, а если отрубить обе, гидра, естественно, погибнет. Правда это трудновато – пока с одной головой противник справится, вторая его сто раз слопает без майонеза!.. Ага, вот он! Смотри.
Гигейя взяла с полки медную статуэтку свернувшейся змеи и скользнула к Вилл. Стражница послушно – с некоторым удивлением, правда, посмотрела – по покусанной скуле пробежал ментоловый холодок. Коснувшись щеки, опухоли девочка не обнаружила.
– Раритетная вещица, даже от яда Черных ламий спасает! – не без гордости сообщила Целительница. – Но артефакт уникальный, второй такой же создать невозможно. В твоем мире он упоминался в какой-то из религий, там еще по пустыне сорок лет странствовали.
– Моисей во главе своего народа – это из христианства. Яблоневое дерево – тоже?
– Обычное дерево. Не бывает таких яблок, от которых знаний прибавляется, да и то, что людям познание только во вред – сами дураки! Тебя, конечно, удивляет, что ламия могла забыть среди Светлых, верно, Стражница?
– Поскольку речь несколько раз заходила о Черных ламиях, я так поняла, что вы – Белая.
– Ну, уж не фиолетовая! Причем тут это, у вас, людей – в смысле, тоже существуют разные цвета волос и кожи, разве это о чем-то говорит? Может, блондины чем-то лучше, честнее или порядочнее брюнетов? На самом деле для меня самой это оказалось сюрпризом, так вышло, что мне и моему отцу Асклепию человечество обязано возникновением медицины – как ни крути, а это зачлось, как благое дело. На самом деле все оборотни не являются созданиями ни Света, ни Тьмы и с легкостью могут совершать как добро, так и зло – в зависимости от ситуации. А Оракул каким-то образом, одному ему и понятным, находит во Вселенной людей или существ, наиболее всего для чего-либо подходящих, зачастую уже умерших в своих мирах к тому времени. Меня сочли наилучшей целительницей, хотя в прошлой своей жизни я была весьма далека от идеалов Света. Так же, как этого крылатого болвана отчего-то сочли идеальным охранником. Оракулу, конечно, виднее…- Гигейя выразительно смолкла, ясно давая понять, какого она на этот счет мнения.
– Значит, ты умерла? – странно звучащий вопрос… но ведь и бабушка Лин оказалась в Кондракаре после смерти на земле.
– Я не умерла. Все гораздо интереснее! Меня убили.
– Крылатый рыцарь, – без вопросительных интонаций произнесла Вилл.
– Не Михаил. Другой… впрочем, они все одинаковые. А вот самого Майки когда-то очень давно убил Седрик. То ли у Оракула оригинальное чувство юмора, то ли тут кроется еще что-то, одному ему понятное. Упаси Геката от такого начальства! Оракул видит всех насквозь – мне это не слишком нравится, ибо я, как все змеелюды, лицемерна – а сам при этом показывает ровно столько, сколько хочет показать. Дозировано. А я к тому же еще и любопытна! Тебя не напрягает моя болтовня? Вероятнее всего, Оракулу нужно было поговорить с Элион о чем-то, что предназначено только ей, нас тоже позовут, когда мы понадобимся. Вернее – тебя, а пока можешь отдыхать.
– Михаил сказал, что Седрик вернулся к Фобосу…
– Стало быть, так и есть. Соколы не лгут.
– Значит, их здесь уже нет. Зачем мы теряем время…
– Оракулу виднее. И знаешь, Стражница, люди говорят, что беда не приходит одна, быть может, в этом есть смысл? Когда наводнение случается одновременно с пожаром, оно поможет его погасить.
========== Глава вторая. Хаос. Князь Фобос ==========
Много лет назад
Если центральные улицы еще предъявляли претензию на ухоженный вид, то ближе к окраинам городок плавно переходил в болото, на котором, собственно, и был построен, поскольку населяющих его рептилий жизнь по уши в грязи целиком устраивала, чего никак нельзя было сказать о принце! Когда тринадцатилетний Фобос споткнулся в темноте на прогнивших деревянных мостках и чуть ли не по колено провалился в лужу, настроение резво перескочило с отметки “умеренно поганое” почти до тотального человеконенавистничества. То, что нормальные отпрыски королевских семей обычно не имеют привычки шататься ночами по городским окраинам без определенной цели, мало утешало. В конце концов, когда являешься единственным пока отпрыском единственной в мире королевской семьи, можно быть самому себе нормой! Прекрасно понимая, что это слишком уж по-детски, принц, тем не менее, очень многие свои поступки совершал именно потому, что они заставляли окружающих сомневаться, а все ли у него в порядке с головой. Прогулки по трущобам были из числа таких поступков.