— Почему вы думаете, что ее убили?
— Девушка утонула. Такое нередко случается на Босфоре по причине сильных подводных течений. Однако ранее ей дали наркотики.
— Наркотики? Могу я спросить, какие именно?
— Мы считаем, что ее опоили белладонной. Мне кажется, вы называете ее «сонной одурью».
— Понятно. Белладонна, — размышляет Сибил. — Она применяется как снотворное?
— Воздействие гораздо сильнее, часто она просто парализует. В таком состоянии человек может утонуть даже в луже.
— Ужасно. Бедная женщина. Что еще вы можете сказать о ней? Во что она была одета?
— Ее нашли без… — Камиль умолкает, не зная, что говорить дальше.
— Без одежды? — Лицо девушки розовеет.
— Тело нашли в Босфоре через несколько часов после смерти. Возможно, течение виновно в том, что на ней ничего не было, хотя это маловероятно.
— Но зачем же исключать такую возможность? Вы сами говорили, что течение там очень сильное.
Камиль некоторое время обдумывал свои слова.
— Одежду европейских женщин не так легко привести в беспорядок.
Посол поднимает от бумаг встревоженное лицо.
Глаза Сибил изумленно сверкают. Потом она говорит тихим голосом:
— Как печально. Вы говорите, она совсем молодая?
— Да, немногим больше двадцати лет. Маленькая, стройная, светловолосая. При ней нашли драгоценности. — Судья берет платок, все еще лежащий на столе посла. — Вы позволите?
— Да, я взгляну. — Кожа Сибил приобрела цвет пергамента, а на носу проступила россыпь крошечных веснушек.
Девушка наклоняется и берет у Камиля сверток. У нее полные руки с ямочками на суставах пальцев, которые сужаются, образуя округлые, просвечивающие, как морские раковины, ногти. Она кладет пакет на колени и разворачивает его.
— Бедная женщина, — бормочет Сибил, поглаживая по очереди каждую вещицу. Потом берет крестик и хмурит брови.
— В чем дело? — оживляется Камиль.
— Я видела его раньше, вот только не помню, где именно. На каком-то вечернем приеме в одном из посольств. — Она поднимает глаза: — Что еще вы можете сказать о ней?
— Короткие волосы, на левом плече большая родинка.
— Да, конечно! — Сибил изменяется в лице. — Какой ужас!
Судью охватывает волнение. Сибил знает покойную.
Посол бросает взгляд на дочь, потом переводит его на Камиля. Смотрит на судью с неодобрительным выражением лица и вздыхает.
— Послушай, Сибил, дорогая… — Он не встает из-за стола, теребя пальцами бумаги.
Камиль подходит к креслу девушки:
— Сибил-ханум.
Он осторожно берет сверток из ее рук и обворачивает его другим носовым платком, который достает из кармана. Тонкие пальцы девушки нервно скручивают льняную ткань, потом она прикладывает платок к глазам. Камиль никогда не пользуется носовыми платками по их прямому назначению, считая это отвратительной европейской привычкой. Он находит другое применение для квадратного куска чистой ткани.
— Простите, Камиль-паша.
Судья вновь садится и выжидающе смотрит на нее.
— Это, наверное, Мэри Диксон.
— Кто она, дорогая? — спрашивает посол.
— Ты должен помнить ее, отец. Мэри служила гувернанткой у внучки султана Абдул-Азиза, Перихан.
— Да, Абдул-Азиз. Неврастеник, покончивший жизнь самоубийством. Не пережил того, что реформаторы свергли его. Нелегко перенести такое человеку, единолично правившему страной в течение пятнадцати лет. Он попросил у матери ножницы, чтобы подровнять бороду, и вскрыл ими себе вены. — Посол рассматривает свою ладонь, затем переворачивает ее и изучает тыльную сторону. — У него ничего не осталось. Несколько комнат в наследственном дворце.
Посол поднимает взгляд на Камиля и улыбается, показывая ряд неровных желтых зубов.
— Прошло уже десять лет. Несчастье случилось в 1876 году, не так ли? В июне, насколько я помню. Странно, что он задумал совершить самоубийство в теплый прекрасный день. Хороший был человек, черт побери. — Он отодвигает бумаги на край стола, а потом его лицо вдруг выражает недоумение, будто он что-то потерял. — С его преемником вам тоже не повезло, верно? — продолжает он. — Говорят, Мюрад — горький пьяница. Я так и не успел ни разу встретиться с ним. Через три месяца правления у него произошел нервный срыв. Похоже, он чего-то очень боялся. — Посол тихо смеется. — Не могу понять, почему реформаторы хотят вновь посадить его на трон. Наверное, потому, что он покладистый парень.