— Мы будем искать, пока не найдём, — сказала я.
— Я другого от тебя и не ожидал, Сельма, — господин Лилиенштейн ухмыльнулся. — Нам пора отправляться, — он бросил взгляд на часы.
Я кивнула и открыла матерчатый мешочек. Вытащила из него крошечный флакон с коричневой жидкостью.
— Ты полностью в этом уверена? — спросил господин Лилиенштейн. — Эссенцию могильной травы нельзя недооценивать.
— Да, — кивнула я.
В то время как бабушка сегодня утром сидела на кухне с Жизель и Филиппом, обсуждая, хорошо ли справляются Лидия и Леандро с учёбой в Тенненбоде, чтобы те снова могли покинуть Шёнефельде, я прокралась в ателье бабушки и позаимствовала флакончик.
Точно так же, как и Адам, моя бабушка не одобряла то, что я хочу пробраться на похороны Алки Бальтазар. Хотя она поддерживала меня всеми силами, всё же её поддержка имела границы.
— Мне ничем не поможет репортаж о похоронах, — сказала я. — Я хочу собственными глазами посмотреть, кто пришёл, и скорбят ли они по-настоящему. Если Бальтазар там, я смогу его узнать. Я должна знать, удалось ли ему обойти защитное заклинание бабушки. Но никто не должен меня узнать. Для этого я нажила себе слишком много врагов среди сенаторов. Кроме того, могильная трава вредит только, если её регулярно принимать, а я этого не планирую.
Я вытащила чайную ложечку из матерчатого мешочка, открыла флакон и накапала в ложку четыре капли. Недолго думая, я засунула её себе в рот и проглотила горькую эссенцию. Капли хватает, чтобы постареть на десять лет, таким образом я буду выглядеть за шестьдесят. Достаточно старая, чтобы меня больше никто не смог узнать.
Одно мгновение ничего не происходило, но потом всё началось. Кожа зачесалась, и я уставилась на свою руку, которая начала изменяться. Кожа стала мягче, по ней распространились пигментные пятна и въелись морщинки. Лицо полыхало всё сильнее, спина горела, а в голове бушевала неистовая боль. Я закрыла глаза и согнулась пополам.
Когда боль наконец угасла, я со стоном выпрямилась. Уже сделав даже это небольшое движение, я заметила, что чувствую себя по-другому. Я открыла глаза, и довольная, посмотрела на свои седые волосы.
— Удивительно, — пробормотал господин Лилиенштейн. — Ты выглядишь прямо как Жоржетта.
— Тогда нужно поторопиться и выходить, прежде чем я утрачу всю храбрость, — застонала я, потягивая причиняющую боль спину и при этом заметила, что даже мой голос изменился. Затем я покопалась в рюкзаке и вытащила чёрную шляпу, которую натянула глубоко на лицо.
— И ты уверена, что твоя бабушка не придёт на похороны? — господин Лилиенштейн открыл входную дверь и придержал её для меня.
— Абсолютно, — ответила я, осторожно прошла к двери и спустилась по ступенькам вниз. Ноги казались странно тяжёлыми. — Она не хочет отдавать дань уважения женщине, которая причинила нашей семье столько горя. Она вместе с Жизель и Филиппом в Каменном переулке, они решают, что будет дальше с Лидией и Леандро.
— Ах! — господин Лилиенштейн закрыл книжный магазин. — Как там брату и сестре, нравится в Тенненбоде?
— Нравится, — ответила я. — Я навестила их два дня назад. Мы были у драконов. Они на удивление быстро привыкли и никак не могут дождаться, когда начнутся лекции, — в моём голосе прозвучало небольшое сожаление, но господин Лилиенштейн, похоже, не заметил его, когда протянул мне свой локоть, чтобы я могла взять его под ручку и надёжно пройти по вымощенной рыночной площади.
Я делала всё возможное, чтобы сблизиться с братом и сестрой, но несмотря на то, что часто их навещала и разговаривала о Тенненбоде, профессорах и драконах, наши отношения оставались отчуждёнными. Я никак не могла с ними сблизиться, и не понимала, в чём дело. Наверное, нам просто нужно время. Шестнадцать лет разлуки нельзя наверстать за несколько недель.
Когда мы пересекли рыночную площадь и завернули в Базальтовый переулок, я занервничала ещё больше. Мы молча проходили мимо трёхэтажных особняков, всех построенных в конце 19-го века и своими богато украшенными фасадами показывающих процветание и разнообразие шёнефельдовского ремесла того времени.
Через несколько сотен метров мы добрались до небольшого парка с игровыми площадками, к которому присоединялось кладбище. Я уже видела толпу людей в тёмной одежде, стоящих перед входом на кладбище, которая только что начала двигаться. Я натянула шляпу глубже на лицо.
— Не будем рисковать, — сказал тихо господин Лилиенштейн. — Если что-то пойдёт не так, мы просто уйдём.