Я очень медленно приблизилась к семейному склепу Торрелов, и когда, наконец оказалась позади него, скрытая от глаз скорбящих, я с облегчением выдохнула. Мы терпеливо ждали, когда процессия святых дев пройдёт мимо. Они остановилась перед потерявшим дар речи Ладиславом Энде. Через ветви плюща я наблюдала, как святые девы вошли в семейный склеп Бальтазаров.
Затем господин Лилиенштейн потянул меня дальше, и мы как можно быстрее и незаметнее покинули кладбище и поспешили по Базальтовой улице обратно к рыночной площади.
Тайны
— Чуть не попались, — со вздохом облегчения я захлопнула за собой дверь книжного магазина.
— Это точно, — ответил господин Лилиенштейн и еще некоторое время смотрел в окно, проверяя, не следовал ли кто за нами.
— Я не знала, что Седони хотела прийти на похороны свой матери, не говоря уже о том, что бабушка будет сопровождать ее. — Я сняла шляпу, положила ее на прилавок, вытащила из сумки мешочек и достала из него настойку из гриффиновой травы. — Видимо это было скоропалительным решением, иначе она бы мне сказала.
— Но нам удалось собрать важные сведения.
С довольной улыбкой господин Лилиенштейн закрыл дверь, а я в это время накапала в ложку 4 капли и проглотила горький экстракт. Никто не должен догадаться, что я пробралась на похороны Алки Бальтазар под видом Жоржетты фон Норденах. Особенно моя бабушка.
— Какие сведения вы имеете в виду? — спросила я, закрыв глаза и ощутив, как жжение растекается по всему телу.
Моя кожа запылала и скривившись от боли, я закрыла глаза. В позвоночнике и плечах раздался хруст, а кожу болезненно стянуло. Омоложение было даже хуже старения.
— Это же предельно ясно, — улыбнулся господин Лилиенштайн, когда я, уже двадцатидвухлетняя, выпрямилась и сделала глубокий вдох. — Ладислав Энде не просто боится Бальтазара. Нет, он испытывает панический страх перед ним.
Некоторое время я обдумывала слова господина Лилиенштайна.
— Конечно, — в конце концов сказала я. — Именно поэтому он и устраивает такие пышные государственные похороны. Он не хочет давать Бальтазару ни малейшего повода, чтобы тот стал его врагом, — я положила экстракт гриффиновой травы и ложку в матерчатый мешочек и спрятала его в карман куртки. — И поэтому он не убирает защитное заклинание, хотя теперь Бальтазара официально реабилитировали, и в Объединённом Магическом Союзе ему больше не предъявляют обвинений, из-за которых изгнание было бы ещё оправданным.
— Именно так, — возликовал господин Лилиенштейн. — Он знает, что атакой дракона Латориос управляла Алка Бальтазар, а также, что она украла Иерихонский эликсир, чтобы вылечить Хеландера. Он боится, что тот вернётся. Это очевидно.
— Да, он боится потерять власть. В конечном итоге всё сводится к этому. По этой же причине он хотел начать войну с гномами и поэтому вкладывает невероятно много денег, чтобы переманить на свою сторону всех лиц в своём окружении, формирующих общественное мнение. Даже Бальтазар знает, что не сможет прийти к власти без сторонников, — я одно мгновение помедлила, пока задумчиво смотрела на рыночную площадь. — Конечно, — в конце концов сказала я, хватаясь за лоб.
— Что случилось? — напряжённо спросил господин Лиленштейн.
— Чёрную гвардию обезвредили. Адаму и его братьям нечего делать.
Вместо них Ладислав Энде использует только своих охранников, и, похоже, он здорово пополнил их число. Он знает, что руководство Чёрной гвардии было у Бальтазара в руках, поэтому больше не доверяет ей.
— Верно, — с готовностью согласился со мной господин Лилиенштейн. — И кроме того, он боится адмирала. Тот уже однажды лишил власти примуса. Это будет потрясающая статья для первого выпуска после летней паузы. Нужно немедленно браться за работу.
— Да, сделайте это, — ответила я. — И большое спасибо за то, что сопровождали меня на похороны.
— Мне было приятно, — ответил господин Лилиенштейн и открыл для меня дверь.
Я, улыбнувшись, попрощалась, затем спустилась по лестнице на рыночную площадь, в то время как господин Лиленштейн закрыл книжный магазин и, вероятно, взялся теперь с воодушевлением работать над следующим выпуском «Красного мстителя».
Я как раз хотела вернуться в Каменный переулок, как вдруг удивлённо остановилась. Только что на другой стороне рыночной площади мужчина в кожаном пальто завернул за угол и целенаправленно направился к «Гостиной Шёнефельде». Его взгляд коротко коснулся, однако не остановился на мне. Он не узнал меня, теперь, когда я снова приняла собственный облик.