Грет тут же завладел второй рукой и поднес ко рту для поцелуя. Я зарделась, и губы невольно растянулись в улыбке. Давно не чувствовала себя такой счастливой.
— Не придумывай отговорок, — нахмурился он. – Пока я сходил с ума, пытаясь проникнуть в цитадель, то все продумал и на случай благополучного возвращения. У нас будет убежище неподалеку от Русвов, маленький домик, очень скромный, но достаточно удобный, чтобы переждать грозу. Я договорился со жрецом старших богов, он обещал до поры до времени скрыть запись. Что же ты молчишь, Дивия? Я еще не слышал согласия. Наверное, придется усерднее уговаривать.
Грет сгреб меня в крепкие объятия, навалился сверху, нежно огладил лицо, поцеловал глубоко и страстно, так, что пальцы на ногах поджались, а в животе разлилось жидким золотом желание.
Я попыталась оттолкнуть его, но легче сдвинуть скалу.
— Послушай, — промычала в губы, и Грет навис надо мной, улыбаясь так, что в груди похолодело от чувства вины. – Может, лучше подождать?
— Что? – нахмурился он.
Я вывернулась из объятий, обхватила себя руками и выдавила из себя объяснение.
— Все не так просто, Грет… Я совсем не та, что ты помнишь по академии. Во мне что-то сломалось после цитадели. Я чувствую себя пустой, ущербной внутри. Тебе незачем служить моим спасителем всю жизнь. Не хочу сделать тебя несчастным.
Он сел передо мной на колени, заглянул в глаза. Его губы дрожали, но прошла долгая минута, прежде, чем он осмелился заговорить.
— Моя любовь не так хрупка, чтобы рассыпаться в пыль при первых же испытаниях. Не решай за меня с кем быть. Некоторые раны не оставляют следа на теле, затрагивая душу. Ты не игрушка и я не выброшу тебя, обнаружив изъян. Дивия… — Грет прижал меня к груди и поцеловал в макушку. – Я вижу, что тебя мучает. Ты то хватаешься за меня, то отталкиваешь прочь. Просто прими мою любовь как данность, как незыблемую твердыню, как сень дерева, под которой путник находит отдых в иссушающую жару. Я не собираюсь быть твоим целителем, но желаю стать мужем и пройти под руку по жизни.
Я зарылась в него лицом, обхватила руками, прижалась крепко всем телом, не отвечая ни слова. Да и что я могла сказать? Что рядом с ним и дышится легче и жизнь кажется не столь сложной и запутанной? Что хочется стать лучше, чтобы дотянуться до него?
Мы забыли о времени, обнимаясь на пустынном пляже. Хлопот крыльев вывел меня из забытья. Я заметалась в поиске цветастого халата. Огромная Рух приземлилась на песчаный холмик, принялась чистить перья и пронзительно клекотать. Хохолок на голове то распрямлялся, то складывался, выдавая недовольство птицы.
— Стой же, — схватил меня Грет, всовывая в руки в покрытый песком мятый халат, который я весьма неосторожно отбросила прочь.
Мы судорожно одевались, в темноте путаясь во влажной одежде. Грет то и дело касался меня, помогая попасть в рукав или штанину. Очень бережно придерживал за талию, пока я справлялась с завязками на поясе, но мне стало жарко и захотелось большего.
— Давно хотела спросить, каким образом Русвам удалось приручить Рух?
— Когда они поселились на плато, то обнаружили гнездовье с яйцами. Сеймон спас яйца кладки во время урагана, затем выходил раненых птиц.
— Рух невозможно приручить, — повторила заученную с детства истину.
— Они дружат с Русвами, а не служат им, — хмыкнул Грет.
— Как ты узнал, что она летит сюда? – спросила, рассматривая величественную птицу с мерцающими в свете луны серыми перьями.
— Одна из разработок Сеймона, из-за которой он решил ускользнуть от пристального внимания короны. Они ждут нас, скорей, любимая. Рух тяжело нести двоих, но портал не слишком далеко.
Рух расправила крылья, застилая черной тенью звездное небо. Мгновение, и меня обхватили за талию мягкие подушечки. Рывок ввысь и теплый берег остался внизу. Со стыдом отметила забытую накидку под зарослями сухого тростника. Меня окутала умиротворенность, казалось, что все невзгоды остались позади. Ниель летел рядом призрачным огоньком. Грет удобно устроился, ухватившись за лапу птицы, сидя на когтях. Его горячий взгляд заставлял щеки розоветь от румянца.
Приятный полет через час превратился в муку. Мышцы затекли, глаза слезились от ветра, руки дрожали от усталости. Ниель окружил меня и Грета коконом тепла, иначе мы бы давно продрогли от холодного ветра.
Я цеплялась за ногу птицы из чистого упрямства, внутренне считая секунды до приземления. И все же не смотря на крайнюю усталость, полет дарил ощущение свободы. Мы с Гретом тут в вышине были одни во всем мире. Низ живота тянуло от недавней близости и грела мысль о том, что мой мастер-целитель стал первым и единственным. Многое из детских устремлений никогда не сбудется, но одна давняя и заветная мечта исполнилась.