Эва взяла со стола миску, осмотрела со всех сторон. Как завороженная, я повторила за ней, стараясь не думать ни о чем, кроме солнечных бликов на стальном сплаве.
— Затем вода. — Эва подняла в воздух мерный стеклянный стакан, аккуратно наполнила свой до самых краев и проследила, чтобы я сделала то же самое. — Повторяй за мной: основа основ, колыбель творения. Вода для хлеба должна быть чуть теплой, так и мы должны готовить с добротой.
Словно в ведьминский котелок, я вылила на блестящее донышко воду приятной теплоты и, к своему удивлению, вдруг почувствовала, как с кончиков пальцев внутрь миски тянутся невидимые медузьи щупальца.
Эвина мышь подскочила к лежащему на поверхности стола запястью и чуть прикусила мизинец. Я повернулась к духу-спутнику, посмотрела в антрацитовые глазки и услышала шепот Эвы за ухом, как дуновение ветра:
— Не отвлекайся. Старая магия требует полной сосредоточенности.
Сердце глухо билось в груди, все тело окутала слабость, а на глаза вновь навернулись слезы. Собрала волю в кулак и сосредоточилась на руках Эвы, которые уже тянулись к закрытой баночке. Не думать, не надеяться, повторять за нею в точности, иначе ничему не сбыться. Как она сказала в самом начале — очистить помыслы?
— Тут закваска, — сказала Эва, открывая крышку. По кухне разнесся кислый запах дрожжей. — Возьми половину и разомни в руках. Думай о жизни, мы добавляем в воду жизнь.
Прохладный эластичный кусочек теста в руках быстро нагрелся, стал послушным нажатию пальцев. Его тоже прошили щупальца медузы и лениво опустились в миску вслед за распухшим комочком.
— Теперь сладость. — Эва взяла мисочку с колотым сахаром. — Вспомни все хорошее, чем владеешь, будь благодарна и помни — чтобы жизнь зародилась, требуется немало добра. Будь на него щедра.
Медовые крупицы полетели в миску, растворились, окрасив воду в цвет сердцевины ромашек.
— Щепотка соли, как знак того, что все хорошо в меру. Необходимо знать границы и соблюдать их. Не забудь отмерить — строгость требует точности. Пересолишь тесто — убьешь дрожжи, так и в гневе нельзя терять выдержку.
И вновь покалывание в пальцах, на которое нельзя обращать внимание. Помешала жидкость в миске, словно волшебное зелье. Таким оно и ощущалось.
— Теперь ждать. Совсем немного, пока не появится пена, в это время лучше всего закрыть глаза и петь.
У Эвы был низкий, мелодичный голос, приятный на слух. Мелодия помнилась с детства — известная в Вирессии колыбельная, которую пели всем малышам без разделения по социальному статусу. Она отличалась повторением мотива и длиной — ее полагалось петь по кругу, пока ребенок не забудется крепким сном. Повторяющиеся ноты успокаивали, и я старалась не сосредотачиваться на том, что теперь между мной и миской протянулись легкие, как кружева, отростки.
— Масло — королевский символ, — продолжила Эва, поднимая очередную плошку, где плескалась густая золотистая жидкость. — Каждая буханка хлеба неповторима и совершенна, словно венценосная особа. Цени творение своих рук.
Внимательно проследив за моими движениями, Эва отставила миску в сторону и потянулось за мукой, достав сито.
— Муку необходимо просеять, отделить хорошее от плохого.
Я послушно наблюдала за тем, как мука ложится в подставленную емкость пушистым первым снегом, и вправду почувствовала, что хорошее идет в хлеб, плохое остается позади.
Мы расчистили стол и принялись месить тесто. Эва сказала, что в каждую хорошую работу необходимо вложить свой труд, поэтому следует мять кулаком, пока руки не устанут. В прикосновении к податливой эластичной поверхности было нечто успокаивающее. Да и чувствовала я себя намного лучше, словно часть тянущей силы биомассы перешла в тесто.
Когда получился круглый упругий ком, его положили в обсыпанную мукой миску и укрыли полотенцем. На данном этапе я не могла уйти от стола, меня как марионетку привязало бесчисленными нитями к заготовке.
Эва приказала закрыть глаза и очистить разум, слушать лишь собственное медленное дыхание, считать до четырех на вдохе и выдохе. Я делала в точности все, что говорила магиня, не задумываясь. Доверилась, как сказал Сеймон. Выбора у меня не было.
Мельком слышала шорох шагов, но не поворачивала головы, методично отсчитывая время на вдох и выдох, наслаждаясь легкостью в голове и во всем теле. В кухню заходили и выходили, видимо за перекусами. Зандер и Ниель то и дело ластились ко мне, протискивались между ногами, терлись мордами о колени, как кошки-переростки.