Они одержали разгромную победу в крокет. Сначала у Ланна получалось неважно, но наемник схватывал на лету и после первых четырех — пяти неудач промахивался очень редко. После поражения Кейт сказал, что это было шутливое пари, и он вовсе не собирался требовать у леди поцелуй. Летиция насупилась и назвала его лжецом. Стерпится — слюбится… Нет. Госпожа ди Рейз не хотела Кейта ни в своей постели, ни в своем сердце. Она раньше не задумывалась над тем, какой тип людей приходится ей по вкусу, что привлекает ее в мужчинах, потому что в этом не было необходимости. А если мятежный нрав Летиции под силу обуздать только волку? Тому самому зверю, которого она так страшится? Может, он станет для нее идеальным партнером?
На лбу осталось красное пятно. Летиция рассеянно потерла его рукой. Интересно, этот олух караулит под дверью, как верный сторожевой пес? Она несмело шагнула к выходу, виновато оглянулась на крепко спящую подругу и повернула дверную ручку.
Ланн поднял голову: серо — зеленые глаза госпожи ди Рейз встретились с ярко — голубым взглядом ульцескора. Сердце замерло и неистово забилось, старательно разгоняя по венам кровь. Летиция боялась, что Ланн протянет руку и заключит в объятья ее непокорное тело, закроет рот поцелуем так, что она не сможет кричать. Боялась или все — таки хотела этого? Длинные пальцы, сомкнувшиеся на рукоятке молотка; эти пальцы проникают в ее волосы, ладонь ложится на затылок и мягко толкает Летицию к себе.
Госпожа ди Рейз судорожно выдохнула, прогоняя видение. Он смотрел на нее, не шевелясь; бесконечно долго тянулись секунды. Что стояло между ней и Ланном? Разница в классовой принадлежности? Влюбленность Вилл? Законы Гильдии? Клятва, принесенная оборотню? Любые другие запреты? Все эти причины, будь они хоть сколько значительными, не имели над ними власти.
Из блаженного оцепенения их вывел слабый, охрипший ото сна голос. Вилл приподнялась на постели, потирая глаза и вглядываясь в темноту. Летиция в своей просторной ночной рубашке и с распущенными волосами казалась привидением, грохочущим цепями на чердаке или в башне старинного замка с заколоченными окнами.
— Тиша? Это ты? — Не получив ответа, Вилл спустила ноги с кровати. — Ты куда?
— Голод замучил, — раздалось из пересохшего горла. Это звучало крайне неправдоподобно, но Вилл, должно быть, не придала этому значения. — Хотела стянуть что — то на кухне.
— Я с тобой, — сказала камеристка, широко зевнув.
— Нет, — чересчур резко ответила Летиция. Отвернулась от Ланна, чувствуя на себе его взгляд, нашарила рукой круглую металлическую ручку и захлопнула дверь. Почему Вилл не пришло в голову вот так выйти из комнаты и переброситься с наемником парой слов? С некоторых пор он сидел здесь каждую ночь. — Я передумала.
Вилл не стала спорить и вернулась в постель. Летиция легла рядом. Всему виной ночные рассуждения и лунный свет, бесцеремонно заливавший спальню; госпожу ди Рейз повергли в замешательство его голубые глаза, так похожие на глаза зверя. Ночью чувства обостряются, становятся обманчивыми, легко сделать неверный шаг или прийти к ложному выводу. В обличающем свете дня все вернется на свои места.
— Он там? — спросила Вилл.
Они лежали спиной друг к другу.
— Да, — ответила Летиция.
— Ты хотела сбежать?
— Нет… нет, не хотела.
— Ланн тебе нравится? — ревниво поинтересовалась подруга.
— Нисколько. — Госпожа ди Рейз помолчала. — Я не знаю.
Вилл ничего больше не спрашивала, и гнетущая тишина становилась невыносимой. Летиция перевернулась на другой бок, тронула камеристку за плечо. Я все равно достанусь зверю, хотелось сказать Летиции. Разве ты не помнишь, что сказала гадалка? Так что можешь не волноваться на этот счет, ведь я тебе не соперница.
— Он уедет через какое — то время. Возможно, через два дня.
— Завтра уезжаю я, — вздохнула Вилл.
— Ты вернешься. Он — нет. Так что если хочешь ему что — то сказать, сделай это утром. Другого шанса может не представиться.
— Что я ему скажу?
— Что хочешь.
Летиции было тошно от того, что она, кривя душой, дает подруге советы. Еще и касательно любви, в которой госпожа ди Рейз сама ни лешего не смыслит.
— Зачем, Тиша? — подчеркнуто весело спросила Вилл. — Если мы все равно больше не встретимся. Или ты думаешь, Ланн станет меня навещать? Кто — то вроде него?
— Тогда к чему были разговоры о свадьбе? Красивые платья, украшения, духи?
— Не надо так говорить, — спустя время произнесла камеристка. — Я не думаю, что ты сможешь меня понять. Тебе и не нужно. Хорошо? Спокойной ночи.
Вилл натянула одеяло до ушей, ясно давая понять, что разговор окончен. Летиция легла на спину. Может, все к лучшему. Это грубиян принесет Вилл только боль и разочарование; он ее недостоин. Увези меня за Ильзу, Ланн. Вспомнив отчаянную просьбу, обращенную к наемнику, девушка крепко зажмурилась и стиснула кулаки. Ей не понять Вилл, это правда: желания госпожи ди Рейз были совсем другого рода. Она хотела убежать от жизни, которую имела, от законов мира, в котором жила.
Летиции удалось заснуть только под утро, когда колдовской свет луны померк, и в комнату протянулись бледные пальцы рассвета. Сон ее был коротким и беспокойным.
Глава 7
Под его пальцами зашуршала бумага. Натан сломал печать и раскрыл конверт, пробежал письмо глазами. Эва писала о погоде, справлялась о самочувствии отца и сестры и уверяла, что приедет навестить их, как только представится возможность. Ответы на свои вопросы ди Рейз не получил. В прошлом письме он как можно более деликатно поинтересовался здоровьем дочери и характером ее отношений с мужем. Прошло десять лет, а детей у пары все еще не было: это указывало на определенные трудности в семье.
Натан считал себя плохим отцом. Не раз и не два он раздумывал о том, почему оборотень не выбрал Эвелин вместо Летиции. Старшая дочь была скромницей и молчуньей: передвигалась по дому тихо, как мышка, и никогда не отвлекала отца от его дел. Если бы Эвелин вздумалось уйти куда — то ранним утром, ее исчезновение заметили бы только после наступления сумерек.
Ди Рейз, снедаемый чувством вины, убрал письмо в конверт и сунул в ящик. Все бросили его — старшая дочь и жена. Осталась лишь Тиша. Обогнув стол, Натан присел на корточки рядом с книжной полкой, пошарил рукой в пыли позади стеллажа. Пальцы наткнулись на металл; клинок показался ему холоднее льда. Натан вытащил меч, поднял его высоко над головой: свет отразился от гладкого лезвия, отбросив на лицо мужчины яркий солнечный блик. Он не пользовался им ни разу, берег специально для этого случая; мечтал о моменте, когда клинок вонзится в раскрытую пасть оборотня, высекая искры от соприкосновения с клыками зверя.
Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, сказал он ульцескору. Тот улыбнулся. Натан слишком много позволял этому человеку, пришедшему из дальних земель; одну ночь Ланн провел в комнате его дочери, остальные дежурил у дверей ее спальни. Ди Рейз полагался на честь наемника и на устав Гильдии, к которой Ланн якобы принадлежал, но временами тревога отца обострялась настолько, что в его мозгу возникали идеи, в нормальном состоянии кажущиеся нелепыми: пришелец мог всего лишь притворяться ловцом, чтобы подобраться к Летиции и самому Натану. Мало ли какие цели мог преследовать Ланн.
Натан сделал несколько глубоких вздохов, приводя в порядок мысли; потом отошел на середину кабинета и резко взмахнул клинком. Рубящий косой удар прорезал воздух, и пронзительный, свистящий голос меча пришелся ди Рейзу по душе. Узкий и легкий клинок показался невероятно удобным даже ему, привыкшему к коротким ножам. У этого меча не было имени и ножен, только скромная кожаная перевязь; Натан приобрел его десять лет назад, спустя месяц после встречи с Археном и той памятной охоты, на которой погибли его друзья. В оружейной лавке было так темно, что Натан поначалу даже не понял, что всучил ему торговец, а разглядев покупку при свете, спрятал ее в щель между стенкой и книжным стеллажом, где клинок и пролежал до сего дня.