— Чего? — спросил Иван, воспользовавшись паузой.
— Разве не понятно? Она поняла, что проклятье сильнее смерти. И будет пресле-довать нас всегда. Ты знаешь, она ведь хотела убить тебя.
Иван оторопел.
— Она убила бы…
— Ребенка? Может быть. Она хотела счастья своим детям, понимаешь, своему ро-ду, хотела победить проклятье.
— Настоящая ведьма! — зло проговорил Иван.
— Да. Я же говорила, — спокойно сказала Ева-Ядвига, ничуть не обидевшись.
— Подожди. Что-то здесь не то… — Иван задумался, подбирая нужные слова. — Ведь сейчас потомков Воронов и Змей тысячи. Любой из них может продолжить месть! И война будет длиться вечно!
— Ты прав. Они будут воевать до скончанья времен, потому что остановить войну могут лишь те, кто владеет Печатями, — ответила хозяйка. — Печать Ворона мо-жет быть у одного человека на земле. И Печать Змея тоже.
Ева дала несколько секунд осмыслить сказанное и, ничуть не стесняясь, приподняла футболку: вокруг маленькой, крепкой груди, рядом с сердцем, протя-нулся извилистый черный след, напоминающий змейку. Это потрясло Ивана не меньше, чем тогда, когда он увидел печать на своей коже! Ева медленно опустила футболку.
«Чертовщина! Просто чертовщина! А я думал, что меня уже ничто не уди-вит, — подумал Иван. — Что ж. Правила игры известны. Надо играть.»
— Значит, я не мог передать силу постороннему человеку? — спросил он.
— Постороннему не мог. Только своему, из рода Воронов.
Иван вспомнил фамилию Вадима Сергеевича и вздрогнул. Вот почему он едва не лишился власти над стаей! Бизнесмен тоже был Вороном, и имел право на Печать. И птицы радовались такому вождю!
— Сейчас мы владеем печатями. И только мы можем разорвать круг! — прогово-рила Ева. — Ты хочешь этого?
— Как?! — подавшись вперед, воскликнул Иван. — Ты знаешь, как?
— Знаю, — тихо сказала она.
— Ну?!
Она опустила лицо, не решаясь говорить.
— Говори! — потребовал Иван. — Теперь договаривай до конца!
— Или один из нас уничтожит другого, или… Если проклятье началось с любви неразделенной, то убрать его может только любовь…
— О чем ты говоришь?
— Бабушка сказала: если я полюблю… то избавлю тебя от проклятия воронов. И себя. Но… если полюбишь и ты…
Иван нервно хохотнул. Он ожидал чего угодно, но… Нет, это даже не театр абсурда, это… Психбольница по ней плачет. И по нему, потому что почти поверил. Но горящая лампочка под потолком убеждала, что он еще в этом мире. А сказки про принцесс и поцелуи остаются сказками.
— Послушай! — громко сказал он, вставая с лавки. — Хватит сказки рассказывать! Может, скажешь, что я поцеловать тебя должен, и проклятие исчезнет!?
Он протянул руку к сумке и отшатнулся, увидя на ней свернувшуюся в клу-бок змею. Тварь подняла голову и зашипела. Иван бросился к двери. Дернул за ручку — дверь не открывалась. Приналег плечом — бесполезно. Дверь стоит, как влитая. Иван помнил, как жалобно скрипели старые петли, когда входил, и в не-доумении оглянулся на Еву. Что за дела? Или кто-то подпер дверь снаружи?
— Никуда ты не уйдешь! — сказала она, и Иван оторопел от властного голоса. Девчонка изменилась. Она стояла, и распущенные волосы струились по плечам. Иван застыл. Что делать? Выпрыгнуть в окно? Или звать на помощь? На вампира она не походит, но лицо Евы изменилось, взгляд девушки, прежде простой и от-крытый, теперь пугал его.
— Я не отпущу тебя, — сказал она.
— И что? — спросил Иван. — И что ты будешь делать?
Все же эта дьявольщина пугала его, как напугала бы любого цивилизован-ного человека. Но он — не любой. Он и не такое видал! Подумаешь, змея. А у него есть вороны!
Странные голоса зазвучали в его голове. Десятки, а может, и сотни людей говорили и требовали на непонятных ему языках. Иван вертел головой, прислу-шиваясь к жуткой какофонии. Похоже, Ева почувствовала нечто и уже смотрела по-другому, настороженно и враждебно…
Стекло за занавеской звякнуло. Кто-то постучал в окно. Иван подошел и раздвинул занавески. На заборе под окном пристроились две черные птицы. Они сидели рядком, глядя на Ивана. Ведь он не звал их, просто подумал, а они уже здесь!
Ева встала рядом и смотрела на птиц. Не просто смотрела, а буквально вон-зила взгляд. Иван заметил, как напряглись ее скулы. Что она собралась делать? Он глянул на воронов, чуя их беспокойство. Птицы шевелились, расправляли крылья, но улетать не собирались.
Ева повернулась к нему:
— Заставь их уйти! Пожалуйста.
Только сейчас он ощутил враждебность этого места. Не Ева — сам дом пу-гал его, целя в спину холодным угрожающим взглядом. Он в западне, на террито-рии Змей! Иван слышал раздававшееся отовсюду шипение… Он посмотрел на Еву, и не мог не поверить ей. Она не хочет его убить, это глупость, морок какой-то…
Иван приказал — но вороны не слушались! Один хрипло каркнул, выражая недовольство, и Иван понял: они пришли его защищать. Но ему не нужна защита! Я — ваш хозяин, и не потерплю ослушания!
Иван прошел к двери, открыл и замер на крыльце: весь забор у дома усеи-вало черное войско. Сколько их было? Тридцать? Пятьдесят? Сто? Он приказал улетать к чертовой матери — и почувствовал, как воля разбилась о стену отчуж-дения. Значит, бунт! Что ж, не впервой! Иван не боялся. Не позволял себе бояться. Ведь здесь Ева…
Он спустился с крыльца и подошел к ближайшей птице. Иван не заметил крапиву, и обжег руки.
— Бунтуем? — спросил он ворона. Тот каркнул. В коротком крике Иван услышал вековую злобу, и ненависть, и жажду крови… Иван понял, кого бы они убили с удовольствием. Ее. Еву. Врага. Потомка Змей. Он услышал, как скрипнуло крыль-цо, и предостерег:
— Не подходи! Закрой дверь!
Дверь щелкнула. Стало чуть спокойнее. Но где-то рядом тоскливо завыла соседская собака.
— Вон отсюда! — Иван ткнул ворона кулаком, сталкивая с забора. Птица соскочи-ла на траву, но не улетала.
— Я ненавижу вас! — сказал он. В душе все смешалось. Они всегда были рядом, помогали и спасали, а он, неблагодарный, все же ненавидел их!
— Вон отсюда! Оставьте меня! — Иван повернулся в поисках чего-нибудь тяжело-го: палки или топора. — Убью всех!
Один из воронов каркнул, и стая разом вспорхнула вверх, длинной цепью устремившись в сторону леса. Иван проводил их взглядом, поднялся на крыльцо и постучал. Ева открыла.
— Они улетели, — сказал Иван. Ева кивнула. Он заметил, как ей было страшно. Его сердце тоже билось, как сумасшедшее.
Он прошел в комнату. Девушка села, охватив сомкнутыми в замок руками колени.
— Вороны уже не слушаются тебя, — тревожно сказала она. — Они чувствуют.
— Что чувствуют?
— Что мы можем сделать.
Сейчас он почти поверил ей. Никогда вороны не пытались запугать его. Ни-когда вот так не демонстрировали силу и сплоченность. Зачем они прилетали? Чуют, что власть хозяина может закончиться? Не хотят проигрывать — и мира то-же не хотят. Им нужна война, вечная, кровавая война, чтобы было вдоволь пи-щи… Ивану снова стало страшно, он знал: твари способны убить и без приказа. А Ева — их кровный враг.
— Ты испугалась? — спросил Иван. — Не бойся, пока еще я хозяин Гати.
Потом они пили чай, и напряжение последних часов спадало, улетучиваясь горячим парком над чашками.
— Я вспомнила тебя: ты приходил сюда с бабушкой. Помнишь меня? Ты еще ко-лючки рубил.
— Да, было дело, — произнес Иван. Воспоминания о детстве, даже граничащие с мистическим ужасом, все-таки вызывали улыбку:
— Я еще с тобой едва не поругался, а ты мне фокус показывала.
— Да, помню, — сказала Ева. От чая она еще больше похорошела и зарумянилась.
— Ты и сейчас так можешь? — спросил он.
Ева встала и подошла к окну. Взяла горшок с подоконника и поставила на стол. Близилась ночь, лепестки цветка были сжаты. Ева присела и вытянула руки. Глаза ее заблестели, губы задвигались, но Иван, как и тогда, не слышал ни слова. Ева вздохнула и выдохнула на бутон. Руки плавно опустились на стол. Цветок за-шевелился и расцвел…
— Твоя сила добрая, — сказал Иван.